Однако этот шейх все же знал меру После того как он ушел на пенсию, стражники сами начали вести «раскопки», притом на виду у жителей селения. Последние тут же поспешили примкнуть к ним. Наиболее предприимчивые даже перенесли свои жилища на территорию древних захоронений: там можно было заниматься грабежом вдали от нескромных глаз. Деревенские плотники стали делать двери и рамы для окон из деревянных саркофагов.
Быстро появились торговцы древностями; они платили сотни египетских фунтов, зная, что их ожидает десятикратная прибыль. Местные жители перестали работать на полях и заботиться о них. Награбленные древности вывозились на грузовиках. Люди богатели день ото дня, и их образ жизни совершенно изменился. Среди них появились свои торговцы древностями, посредники и «добытчики». Все приоделись и даже пристрастились к импортным сигаретам и пиву, о котором знали лишь понаслышке. Власти стали принимать меры только после того, как в стычке между не поделившими добычу грабителями один из них был убит.
И это не единичный случай. Египетская пресса обращала внимание и на необычайное богатство жителей деревни Мазура в той же провинции Бени Сувейф, рядом с которой раскинулось огромное древнее кладбище.
В провинции Фаюм более 400 вооруженных грабителей напали на древние захоронения. Немногочисленная стража не смогла остановить их и вызвала войска. Грабители отстреливались около двух суток. Во время этого налета было разграблено более девяноста могил.
Но что же происходит с теми грабителями, которые задерживались властями на месте преступления? С ними поступали по закону. До суда их выпускали на свободу под залог в 10 фунтов. Суд штрафовал их еще на 20 фунтов, после чего они возвращались к своей прибыльной профессии. Недавно наконец-то после многих лет проволочек был принят новый закон об охране древностей, значительно ужесточивший наказание за разграбление и спекуляцию древностями.
Многие утешают себя тем, что в земле Египта таится еще несчетное множество древностей, а некоторые журналисты вполне серьезно утверждают, что Египет плавает на море золота. До какой-то степени это верно. Возьмем, к примеру, Александрию.
ИМЯ ТРИЖДЫ ВЕЛИКОЕ — АЛЕКСАНДРИЯ
Когда Александр Македонский в 332 году захватил Египет, изгнав персидских завоевателей, он оставил в качестве столицы древний Мемфис, но сразу приступил к строительству нового города — Александрии на берегу Средиземного моря, на месте небольшой рыбацкой деревушки Ракотис. Во время своих дальних походов македонский полководец основал десятки городов, назвав их своим именем. Однако большинство из них просуществовало сравнительно недолго, и их местоположение до сих пор вызывает споры исследователей. Наиболее счастливый жребий выпал Александрии в Египте. Она имела две естественные гавани, а каналы еще несли к ней нильскую воду. Напротив нее находился небольшой остров, где первыми царями из династии Птолемеев был сооружен гигантский маяк Фарос, известный как одно из семи чудес мирт. За городом лежало обширное, богатое рыбой озеро Мареотис.
С удивительной быстротой Александрия становится крупнейшим греческим городом. Во времена Римской империи она остается вторым после Рима по количеству населения, экономическому и культурному влиянию городом. Александрия прекрасно спланирована: ее основная магистраль — Канопская, к которой подходили перпендикулярно столь же прямые боковые улицы, — шла параллельно морю и имела беспрецедентную по тем временам ширину. В целом планировка города сохранилась до наших дней. Центральная магистраль сейчас носит название «авеню Гамаля Абдель Насера».
После смерти Александра правителем Египта стал один из его сподвижников, Птолемей Лаг, основавший династию, которая закончилась с самоубийством Клеопатры VII в 30 году до нашей эры.
Александрия уже при Птолемее II Филадельфе превратилась в крупнейший центр культуры эллинистического мира. Здесь еще при Птолемее I Сотере были основаны Мусейон (Музей) и знаменитая Библиотека. Мусейон не являлся музеем в современном понимании этого слова. Это был дом Муз, покровительниц искусства, а по своим функциям он скорее напоминал научно-исследовательский центр. Птолемеи, сами, как правило, высокообразованные, привлекали в него виднейших ученых, а также поэтов и писателей. Один наш современник, знаток античного мира, заметил, что интеллектуалы эпохи эллинизма кроме достижения с помощью философии состояния полного спокойствия (атараксии) имели еще одну возможность избежать превратности судьбы — собрать свои вещи и отправиться в уединенную «башню из слоновой кости», которую предоставляли им Птолемеи в александрийском Музее. Для этого нужно было, правда, иметь высшую квалификацию и немалый авторитет в своей области деятельности.
Рядом с Мусейоном находилась Библиотека, где было собрано огромное количество рукописей, вероятно около полумиллиона. Правители Египта уделяли Библиотеке столь большое внимание, что Птолемей V Епифан запретил вывоз из Египта папируса в расчете нанести урон Эвмену II, правителю Пергама, своему сопернику по книгособирательству. Однако этот шаг привел лишь к тому, что в Пер-гаме изобрели новый писчий материал; он делался из овечьей кожи и получил название по месту изобретения — «пергамент». Правда, пергамент стоил намного дороже, чем папирус, но зато на нем можно было писать на обеих сторонах.
Директорами Библиотеки Птолемеи обычно назначали выдающихся литераторов. Эллинизм не создал таких гигантов драматургии и поэзии, как предыдущая эпоха. Ведь творчество классиков питала более или менее демократическая среда независимых городов-государств — полисов. В эпоху эллинистических монархий уже не осталось места для выражения общегражданственных интересов и чувств. Наверное, не случайно от 130 известных нам эллинистических драматургов до нас дошло всего 400 строк. Зато значительно возросло число читающих.
Наиболее выдающиеся литераторы, и прежде всего поэты, не стремились к широкой популярности, которая к тому же вряд ли была достижима в тогдашних условиях: вопросы политики, социальной жизни и даже религии теперь решались не свободными гражданами, а правящей элитой монархии. Искусству оставалось уйти в себя. Отсюда повышенный интерес эллинистической литературы к форме, к тончайшей, филигранной работе над словом. Очевидно, наиболее характерным представителем эллинистической школы поэзии был Каллимах (ок. 310—ок. 240 до нашей эры). Уроженец Кирены, он был приглашен Птолемеем II Филадельфом в Александрию, где занял пост заместителя директора Библиотеки, тоже знаменитого поэта Аполлонии. В одном из своих произведений Каллимах приписывает богу Аполлону данный ему совет: «Идти по дороге, где не ездят повозки, не ходить по следам других, избрать не широкий путь, а собственную дорогу, пусть она будет узкой».
Каллимах был мастером изящного короткого стиха, подчас не лишенного юмора. «Не обращайтесь ко мне за громом: идите к Зевсу — это его специальность». Александрийская поэзия осталась для последующих поколений образцом утонченного, несколько наивно-пасторального искусства, хотя, по правде говоря, до нас дошли по большей части довольно незначительные фрагменты, по которым трудно судить о ее подлинном характере. И тем не менее она оказала заметное влияние на развитие европейской поэзии, в том числе русской.
В 1914 году в Петербурге вышел лишь небольшой сборник стихов Михаила Кузмина «Александрийские песни». Имя поэта осталось мало кому известным, а это очень печально, потому что творчество Кузмина оригинальнейшее явление русской поэзии. Его стих легок, изящен и вместе с тем прост. Темы стихотворений М. Кузмина всегда интимны, камерны, и в них не найдешь отзвука современных ему великих событий. Но это был поэт, чья поэзия вроде бы трудно сравнима с современными ему поэтами и вместе с тем чем-то неуловимо напоминает творчество таких современных ему художников-живописцев, как Нестеров, Коровин, Бенуа, Сомов, Борисов-Мусатов, Бакст. «Александрийские песни», конечно, не прямое подражание александрийской поэзии, но в них возвращается ее дух, во всяком случае как мы можем его сейчас представить: