По мнению многих наблюдателей, сохранился не только физический облик, но и жесты. Посетивший Египет в начале века Андрей Белый писал, что египетская старина прорастала в Египте двадцатого века. Сами жесты, с которыми полицейские подымают белую палочку, напоминали жесты египетских человечков на фресках; так старый Египет врывался в каирский проспект из разрытой в песках усыпальницы.
Египтяне вообще куда больше жестикулируют, чем европейцы, за исключением, пожалуй, итальянцев. И действительно, многие из этих жестов напоминают сохраненные на древних рельефах положения рук. Известный русский врач С. Елпатьевский, посетивший Египет в начале века, писал в своей книге, что, предлагая откушать, староста деревни «вдруг вытянул руки ладонями к нам характерным жестом, которого я никогда ни у одного народа не видал, тем самым жестом, каким на рельефах храмов подданные и приближенные обращались к фараону…»
Несомненные черты сходства между древними и современными жителями долины Нила прослеживаются и в национальном характере. Вот какое мнение о древних египтянах высказал крупнейший знаток египетского языка и литературы А. Гардинер: «Мы остаемся с впечатлением, что имеем дело с народом, любящим удовольствия, веселым, артистичным и остроумным». Египтолог Г. Брэстед отмечал, что в любви египтян к природе, их трезвом и ясном взгляде на жизнь, их неизменной жизнерадостности, вопреки их постоянным и тщательным приготовлениям к смерти, выражены преобладающие черты их натуры, столь ясно запечатлевшиеся в их искусстве, что это последнее стоит значительно выше мрачной тяжеловесности, которая характерна для искусства Азии того времени.
Другой знаменитый египтолог, Флиндерс Питри, разбирая древнюю «Сказку о двух братьях», писал о главном ее герое Бате, что образ Баты является одним из самых прекрасных характеров, описанных в древности. Трогательно выражены самоотрицание и невинность юноши, его любовь к животным. И кто знает Египет, согласится, что Бата еще живет там. Несколько Бат я знал сам. Нежность его характера, его набожность, его работоспособность, его честность, его спокойствие делают Бату одним из самых очаровательных друзей. Я встречал Бату во многих местах, Бату я любил как один из цветков человеческой природы и все время надеюсь вновь встретить Бату среди юношей-феллахов.
Другой египтолог разрешил долгий спор в научном мире о датах, проставленных в рукописи «Путешествия Ун-Амуна» и никак не согласующихся друг с другом, заметив, что это произведение написано представителем «любезного и небрежного» египетского народа — черты характера, донесенные до наших дней.
Конечно, Л. Н. Толстой был прав, заметив, что одно из величайших заблуждений при суждении о человеке в том, что мы называем, определяем человека умным, глупым, добрым, злым, сильным, слабым, а человек есть все: все возможности, есть текучее вещество.
Пожалуй, в еще большей степени эта мысль относится к целым народам. Но, естественно, это не означает, что все люди или все народы одинаковы. Вероятно, отличия между ними лежат в сочетании перечисленных великим писателем возможностей, в превалировании того или иного склада характера, темперамента, вкусов, понятий, которые образуются под влиянием социальных условий, исторического опыта и даже климата. Среди египтян далеко не все Бата, на египетской земле можно встретить и его вспыльчивого старшего брата Анупу. И, конечно, не все традиции и обычаи, коренящиеся в веках и тысячелетиях, полезны и благотворны. Есть среди них даже варварские. К таким обычаям относится, например, кровная месть, широко распространенная в Верхнем Египте и идущая от арабов. Ежегодно этот обычай уносит жизни нескольких сот людей, в том числе женщин и детей.
Порой стычки между семейными кланами перерастают в ожесточенные бои, требующие вмешательства не только полиции, но и армейских подразделений. Причем острота вражды редко смягчается даже таким общепризнанным целителем всяческих невзгод, как время. В печати нередки сообщения такого типа, как появившееся в «Аль-Ахрам» 1 августа 1987 года. В нем говорится, что в 1945 году в деревне близ районного центра Дейрута началась вражда между семьями Азакля и Галяль. Пять человек из последней семьи были убиты. Прошло сорок два года, казалось, старая вражда забыта, но снова звучат выстрелы — убиты два человека из семьи Азакля. Преступники арестованы, однако в таких случаях они обычно и не собираются скрываться. Как бы сурово ни было наказание, они остаются полны сознания исполненного долга.
Вовсе не обязательно, что убийца неграмотный, темный человек. Он может иметь высшее образование, даже ученую степень, полученную за границей. Отмечались случаи, когда кровную месть совершали профессора университетов. Мститель идет на убийство с открытыми глазами, прекрасно сознавая всю серьезность своего поступка. Его воля полностью парализована, она подчинена древнему обычаю, которому местное население придает ореол священного долга. Ведь иначе его ждет презрение окружающих, в том числе самых близких людей. Сами обычаи заставляют не забывать о мести, необходимости кровью смыть позор неотомщенного убийства. В семействе убитого до отмщения не принимаются соболезнования, а женщины не надевают траурных одежд. В некоторых районах могилу убитого красят в черный цвет, и только после совершения кровной мести ее перекрашивают в принятый здесь, на Востоке, белый.
Счет ведется по головам: голова за голову, причем объектом мести может быть только взрослый мужчина, способный носить оружие. Убить женщину или ребенка считается позором. Но если все же убита женщина, то в кровавом счете она числится лишь как полголовы. Как правило, попытки властей добиться примирения между враждующими семьями путем выплаты выкупа оканчиваются неудачей. Примирение возможно лишь в том случае, когда число убитых с обеих сторон одинаково.
Другой обычай, против которого пока тщетно борются многие врачи, — женское обрезание. Оно производится над девочками 9–11 лет простыми ножницами в бане или же в небольшом павильоне, построенном где-нибудь на рынке; люди побогаче обращаются в этом случае к врачам.
Обычай продолжает жить до сих пор. Какие родители хотят, чтобы их дочь осталась незамужем? А в день свадьбы мать жениха обязательно проверит, обрезана ли невеста, и если нет, то свадьба просто отменяется. Этот обычай, как свидетельствуют исследования мумий, идет еще из древнего Египта, хотя, судя по имеющимся данным, тогда он не носил такого обязательного характера.
Одно из наиболее ценных качеств национального характера египтян их жизнерадостность и склонность к юмору. Это тоже наследие прошлых поколений. Например, древние историки писали, что смешанное население Александрии легко бросало свои труды ради развлечений. Историк Дион Хрисостом (I век) писал: «Вся Александрия совершенно сходила с ума во время музыкальных представлений и конных ристалищ. Когда они занимались своим обычным делом, они были явно в своем уме, но стоило им оказаться в театре или на ипподроме, как они, казалось, становились невменяемыми, они больше не знали и не хотели знать, что они говорят или делают. И это относилось даже к женщинам и детям, так что когда зрелище заканчивалось и первое сумасшествие проходило, еще несколько дней все улицы бурлили от возбуждения, как волны после бури».
Император Адриан писал об александрийцах, что они весьма легкомысленны, их настроение изменчиво и они падки на любые слухи. Кроме того, по его мнению, они склонны к бунтарству, самодовольны и язвительны.
Цари да и государственные деятели получали от местных остряков унизительные прозвища, от которых не могли избавиться порой даже после смерти. Так, Птолемей IX был прозван «оплывшим», Птолемей X — «викой», Птолемей XIII — «дудочником». Селевка они прозвали «уличным торговцем соленой рыбы», а императора Веспасиана — «кухонным мужиком». Когда марионеточный царь Иудеи Агриппа проезжал через город, александрийцы, представители «золотой молодежи», водрузили на голову одного из уличных сумасшедших подобие короны, сунули ему в руки тростинку и провели по улицам города, приветствуя его как «царя евреев», хотя они прекрасно знали, что Агриппа — друг Калигулы, их императора. Про императора Веспасиана, известного своей скупостью, они сочинили веселую песенку о том, как император настойчиво требует, чтобы его друг вернул ему ничтожный долг в шесть оболов. Подобным же образом они высмеяли Каракаллу, подражавшего в одежде Александру Македонскому. Однако на этот раз острословам это с рук не сошло: под благовидным предлогом «золотая молодежь» была собрана в одном месте и затем хладнокровно перебита.