Он откинул одеяло и стал ударять по разным местам молоточком — точно искры высекал из нервов.
Второй человек, которого ждал Вячеслав Иванович, — Альгис. И Альгис тоже появился, правда только после обеда. Но и ждал его Вячеслав Иванович не с таким мучительным напряжением.
— Ну, старик, а ты знаешь, что ты в моих руках? В этих самых! Чтобы твою ногу запустить, что нужно?
Массаж! Терпение и труд мозоли натрут!
Кто это любил тоже говорить в рифму? Вячеслав Иванович не помнил. Но что-то неприятное почудилось в рифме.
Да и больно это оказалось. Вячеслав Иванович старался сдержаться, а все-таки заплакал.
— Ну-ну, старичок, надо перетерпеть. Когда тебя отделывали, небось, было больнее.
Что значит «отделывали»? Или так называется лечение?
— Я же был без сознания.
— А-а. Ну и хорошо. Только, значит, не запомнил их? Да, ты ж совсем не помнишь! Ну и пусть их ищет милиция, ей за это деньги платят.
«Ищет их… не запомнил их…» Что-то не сходилось,
— А где это было?
— В твоем любимом саду. Вот уж думал, там самое тихое место! Да в такую рань. Хулиганы, наверное. Или у тебя смертельные враги? Может, за девочку?
А Виктор Павлович говорил… Значит, обманул? Обман поразил больше, чем известие о врагах или хулиганах. А про ногу? Сказал, что не паралич. Тоже обманул?
Это было бы так страшно: остаться на всю жизнь с мертвой ногой, — что никаких других мыслей больше не появлялось. Альгис растирал мышцы, из которых вытекла вся сила, и каждое его движение радовало, как радует голодного глоток пищи: еще один шанс, что нога снова пойдет, еще один, еще… Пусть больно, зато шансы!
И когда Альгис снова накинул одеяло, сказав: «Ну вот, поработал во имя старой дружбы», — сделалось обидно, что массировал так мало — дал так мало шансов.
Даже об Эрике не вспомнилось. Только когда Альгис спросил, и как бы с укоризной спросил:
— Что ж твой хваленый Эрик тебя не защитил? Такой амбал! — Вячеслав Иванович вспомнил про Эрика.
(Еще промелькнуло смутное воспоминание, что есть какой-то интересный факт про амбала, но сейчас не интересовали интересные факты.)
Вспомнил — но не так уж слишком взволновался.
— А где же Эрик? Раз в саду, значит, я с ним.
— Вот это не знаю, старик. Загрызенные тела нападавших вокруг тебя не валялись, это точно.
— Ты зайди, спроси там в саду, хорошо? Там женщины, которые метут дорожки, — у них спроси, хорошо?
— Даже и не стал бы на твоем месте, старик: что за пес, который позволяет избивать хозяина! Да и со временем у меня… Ладно, пошлю Костиса, ему-то делать нечего. Но его счастье, если был с тобой: дома запертый он за эти две недели точно концы бы отдал, хоть и жирный он.
— Как — за две недели?!
Ведь только вчера — ну, позавчера — приходила Алла, познакомилась с Альгисом и еще с кем-то — с Клавой…
— Как за две недели?!
— А тебе еще здесь не объяснили ситуацию? Вечно врачи темнят. Ты-то не маленький. Ты ж две недели провалялся без памяти. Точнее — двенадцать дней. На седьмой только день я тебя здесь нашел. Звоню и звоню — никого. Наконец думаю: странно! Ну позвонил в «скорую». Вот так, старик. Так что заново родился.
— А Новый год?!
— Уже и старый встретили.
— А как же Алла? Ей же скоро! Она же не знает! Думает, наверное, что не интересуюсь! Обиделась!
— Алла твоя… Не знаю. Откуда я знаю!
Хотя Альгис и рассердился при расспросах про Аллу: не иначе, предчувствуя новую просьбу, а он и так занят, — Вячеслав Иванович все же попросил:
— Позвони ей, хорошо? Спроси. Если нет дома, спроси соседку. Я тебе телефон…
И продиктовал наизусть — помнит без всякой записной книжки!
— Попробую, — неохотно сказал Альгис. Видно было, что неохотно. И тут же сам стал напрашиваться еще на
одно поручение: — Может, и Ларке твоей позвонить? Как ты говоришь? Беженетке?
Возможность появления здесь Ларисы по-настоящему испугала. Вячеслав Иванович резко мотнул головой, забыв, что ему лучше не шевелиться, — и снова чуть не заплакал от безжалостной боли! Она как змея, эта боль: притаилась и ждет — и бросается при малейшем движении. А из-за чего эта последняя боль? Из-за Ларисы! Вот навязалась!
— Нет! Только чтоб не она! Чтоб не узнала!
Ну да, навязалась. Но почему он так испугался, он и сам не понимал.
— Не буду звонить, о чем речь. Ну все, старик. Тогда до завтра.
Альгис ушел довольно поспешно. Занят, что поделаешь. У него же клиенты по вечерам.
Оставшись один, Вячеслав Иванович думал об Алле. Думалось хорошо — и забывал себя, даже страх остаться паралитиком отошел. Думал об Алле, потом обо всей своей семье, потом отдельно о Сергее.