— Давай коньяк. И что-нибудь пожевать.
— Лимон точно есть… а также кусок сыровяленой колбасы и какие-то сухарики.
Они прошли на кухню. Николай Данилович открыл практически пустой холодильник и сказал:
— Я вижу, ты тут совсем без меня обленился. Придется мне становиться к плите, а то совсем дойдешь. За те два месяца, что я тебя не видел, ты стал тощим, как вяленая вобла.
— Так ведь работа в «поле» — это не мед, батя. Тебе ли это не знать.
— Да знаю я, знаю… Но все равно, к желудку нужно относиться бережно, с уважением. Китайцы говорят, что все болезни от желудка.
— Японцы тоже придерживаются такого же мнения.
— Вот и прислушайся к ним. Китайцы — древний народ. А японцы — мудрый. Плохого не посоветуют. Ну и как у тебя успехи?
— Лучше не спрашивай… — Глеб стал мрачнее грозовой тучи. — Дупель пусто. Если, конечно, не считать нескольких серебряных монет семнадцатого века и разной бронзовой дребедени. Боюсь, что не смогу оправдать даже затраты на экспедицию. Год получился провальным.
— А все потому, что ты перестал работать с архивами.
— Батя! Я зверею от этих архивов! Лучше на свежем воздухе десяток шурфов пробить, нежели целый день копаться в пыльных папках.
— В таком случае ты скатишься до примитивного уровня начинающих дилетантов от археологии.
Глеб тяжело вздохнул и ответил:
— Да знаю я, знаю… И все равно неохота. Тебе лимон с сахаром?
— Без разницы…
Они выпили за встречу, закусили. Николай Данилович пытливо посмотрел на мрачное лицо Глеба и спросил:
— Так все-таки, что тут у тебя стряслось? Нутром чую, что появились какие-то проблемы.
— Появились, — не стал спорить Глеб. — Но у тебя.
— Это как понимать? — удивился Тихомиров-старший.
— Сейчас все сам увидишь…
Глеб сходил в кабинет и принес фотографию.
— Вот она, проблема, — сказал он, вручая снимок отцу. — Послание…
При взгляде на фотографию лицо Николая Даниловича вдруг закаменело и покрылось бледностью.
— Не может быть… — пробормотал он чуть слышно.
— Что значит — «не может быть»? — встревоженно спросил Глеб. — Ты о чем?
— Ведьма… Точно ведьма! Это же сколько ей лет? А я не верил… — продолжал говорить сам с собой Николай Данилович, не отводя глаз от снимка.
— Батя! Очнись! — Глеб потряс отца за плечо. — Что с тобой?!
— Ничего… Со мной все в порядке… — Тихомиров-старший наконец оторвался от снимка, налил себе полную рюмку коньяка и выпил одним глотком. — Уф! Это же надо… Баба Глафира собственной персоной. Живая! Как попал к тебе этот снимок?
— Ты посмотри на обороте. Там все объяснено. Или почти все.
Николай Данилович прочитал надпись несколько раз и откинулся на спинку стула; как показалось Глебу, совсем без сил — будто снимок за считанные секунды выпил всю его энергию.
— А теперь расскажи мне все по порядку, — попросил он сына. — Думаю, что твоя история будет очень занимательной. И даже трагической.
— Это точно. Как догадался? — Глеб был поражен.
— Все, что было связано с бабой Глашей, обычно добром не заканчивалось.
— Кто она?
— Сначала хочу послушать тебя. А потом и я выложу все, что знаю.
— Лады… — И Глеб рассказал отцу о событиях прошлого дня, стараясь не упустить ни единой детали.
Николай Данилович долго молчал, а потом сказал:
— Дай сигарету… — Он закурил. — Ну надо же. Вспомнила… Теперь я понял, чей голос доставал меня в Лондоне. Ничего удивительного…
— Ты обещал рассказать…
— Обещал. Не хотелось бы… да куда теперь денешься. Деда помнишь?
— Как не помнить?
— Ну да, ну да… Он сильно тебя любил. «Надёжей» называл. Между прочим, ты стал сильно на него похож. В детстве это было не так заметно… Так вот, Глафира Миновна была бабой Глашей уже тогда, когда дед еще лежал в люльке.
— Что?!
— А то. Сколько я помню бабу Глашу, она всегда была в одной поре. В точности, как на этом снимке. Между прочим, я удивлен тем, что есть ее фото. Она запрещала себя фотографировать. Однажды я ухитрился и несколько раз щелкнул бабу Глашу тогда, когда она этого не видела. И что ты думаешь? Вся пленка оказалась засвеченной. А я, между прочим, фотоаппарат из рук не выпускал и уехал домой сразу же, даже не переночевав. Так что вариант постороннего вмешательства исключается.
— Поэтому ты называешь ее ведьмой?
— Нет. Это всего лишь один мелкий штришок из ее биографии. Нужно сказать, что я мало с ней общался. Вообще-то, Глафира Миновна приходится тебе двоюродной прабабкой. То есть как бы не совсем родня. На ней был женат родной брат твоего прадеда. Притом женился он на ней во второй раз; его первая семья погибла во время страшного лесного пожара. Как сказывал мне дед, баба Глаша была значительно старше своего мужа, но любил он ее без памяти. И долго не старился. А потом сгорел вмиг, как свеча, — за неделю. Дед сказывал, что в гробу муж бабы Глаши выглядел, словно мумифицированные мощи праведника, который пролежал в земле минимум столетие.