Переехав ко мне, Костик, слава богу, прекратил свои периодические домогательства. Я предоставил ему в пользование вторую комнату, которой обычно не пользовался, и мы старались не мешать друг другу жить. Днем он где-то пропадал — я не спрашивал, где. Ночью запирался у себя, и его было ни видно ни слышно. Общение происходило преимущественно вечером за ужином.
Он больше не походил на того увальня, каким я увидел его в больнице, но и всемогущим Бадхеном не был. В нем неожиданно сочетались наивность и цинизм, великодушие и жестокость, порывистость и холодный расчет. Его нестабильность нервировала меня, но пока что все как-то функционировало и мы сносно уживались.
Смадар исправно убирала квартиру по вторникам. Разумеется, она заметила присутствие еще одного жильца, хотя Бадхена никогда не было днем дома.
— К тебе постоялец поселился? — спросила она, гоняя по кварцевому полу мутные волны воды. — Да, приятель один… Ненадолго, пока дела не приведет в порядок. — Ну, ненадолго так ненадолго — сказала она.
Стоя на балконе, я слышал, как резиновая швабра шваркает по полу, ловко собирая воду. Музыки сегодня не было.
— Адам — позвала она меня из гостиной. Я осторожно зашел в комнату, стараясь не вляпаться в лужу. — Что? — Мне кажется, Соня заболела — она указала пальцем на аквариум с рыбкой. Я подошел к нему. Несмотря на то, что я исправно ухаживал за аквариумом, Соне, очевидно, и вправду было нехорошо. Я достаточно видел в своей жизни умирающих рыбок, чтобы понять, что и эту скоро ждёт почетное погребение в унитазе.
Домработница расстроилась куда сильнее меня.
— Я к ней привыкла — вздохнула она — сама не завожу животных, но люблю дома у клиентов за ними ухаживать. Жалко, когда кто-то умирает. — Почему сама не заведешь? — спросил я. Она вытащила из-под раковины новую тряпку, надела ее на швабру и принялась протирать пол насухо. — Потому что живу одна, мужа нет, детей тоже нет. Если помру, что станет с несчастным животным? А если оно умрет с голоду? Я хотел сказать, что кошка, скорее всего, просто начнет обгрызать хозяйку, пока их не обнаружат, так что беспокоиться не о чем, но решил, что Смадар шутки не поймет. — Может, мне тоже завести аквариум? — сказала она, орудуя шваброй — рыбку я точно переживу. — Могу тебе купить — предложил я — вечером зайду в зоомагазин. — Неужели за новой Соней? — она покачала головой — мог бы хоть денек ради приличия траур-то соблюсти. Прыгаешь от рыбки к рыбке. Вот она, современная молодежь!
И Смадар, невесело усмехнувшись, принялась дотирать сверкающий чистотой пол.
Вечером в аквариуме поселилась новая рыбка, а я приготовил себе маджадру и сел ужинать, когда в замке заскрипел ключ.
— Привет — Костик кинул связку на диван — Женя меня сегодня просветил насчет Хачикова. — Поможешь? — Не знаю, получится ли. Одно дело — проделать все самому. А другое — отвести подозрения от вас.
Он наложил себе с горкой маджадры, сел напротив меня с тарелкой.
— Может, не пойдёшь? — Недавно вы были лучшими друзьями, а теперь ты, я вижу, не прочь оставить его одного. — Это не так — покачал он головой — я просто не уверен, что смогу вытащить вас обоих, если что. А вдруг эта секта окажется куда опаснее, чем партия Саула? — Не знаю. Если честно, я о ней вообще ничего не слышал — ни в новостях, ни от людей. Как бы не оказалось, что Хачиков это кто-то вроде неуловимого Джо, который никому нафиг не сдался. — Неплохо, если оно было бы так — сказал он и наложил себе еще добавки. К приезду Жени от целой кастрюли риса с чечевицей не осталось и следа.
Финкельштейн вместо ужина получил чай из пакетика, и за ним изложил свой план действий.
— Сначала надо его скомпрометировать. Очернить, превратить в педофила, насильника и расиста в одном флаконе. Если этого не сделать, мы создадим ситуацию еще страшнее, чем с Саулом и Викой. Жора немедленно превратится в мученика, а его религия станет популярнее, чем христианство и буддизм вместе взятые. — И как ты это собираешься делать? — спросил до сей поры молчавший Бадхен. — Пустим о нем слух в интернете, и… — Не пойдет — оборвал я — будь мы в Штатах, может и прокатило бы на волне #metoo. А здесь… ну, расист, ну и что? А насчет педофилии — это еще доказать надо. — Тогда предложи что-то другое — хмыкнул Женя.
И я предложил.
Войти в секту Древа было нетрудно — я просто нашел в Гугле дату следующего семинара и явился на встречу. Хачиков помахал мне с трибуны, и на том процесс внедрения был завершен. Для верности я пожертвовал в конце сессии кругленькую сумму, отчего Жора проникся ко мне особым расположением и признательно улыбался при каждой встрече.
Быть в секте мне даже понравилось. Я ожидал чего-то иного: длинных религиозных ритуалов, промывания мозгов, строгих правил. Ничего этого не было. Раз в неделю группа людей собиралась в каком-нибудь культурном центре, все приносили с собой коробки с продуктами и угощались. После трапезы выходил Жора и читал небольшую лекцию о трансерфинге реальности. Под конец собирались денежные пожертвования «для нуждающихся», и все расходились. О Древе ни разу не говорилось.
— Надо налаживать контакт — сказал Женя после очередного семинара в Петах Тикве — мы никуда не продвигаемся. Или он нам не доверяет, и вся эта канитель — одна большая ширма, под которой находится двойное дно, или… — Или что? Женя вздохнул. — Я начинаю думать, что никакой секты не существует. Жора морочит голову куче людей, получает деньги и на это живет. Такое называется «шарлатанство», «курсы по самореализации», но никак не «секта». — Думаешь? — Порой приходит такая мыслишка. Мы можем ходить туда годами, но так ничего не узнаем. Надо действовать рискованнее. Расколоть его, внедриться в ближний круг — или же убедиться, что Хачиков — фуфло. — Ну давай, дерзай. — Это должен сделать ты, Эвигер. — Я?! Мы так не договаривались. Я вперед батьки в пекло не полезу. — То есть, твоя помощь заключается в том, что раз в неделю ты будешь ходить со мной жрать соевые сосиски Михаль? — Мейталь. — Неважно. Адам, нам надо действовать. — Почему нам? Тебе нужно — действуй. — Потому что Хачиков мне не доверяет. Я пробовал, он со мной едва здоровается. А вот к тебе благоволит. — Еще бы, после той кучи денег, которую я в него вбухал. Я задумался. Почему-то получалось, что моими руками загребают каштаны из огня, а обжигаться не хотелось. С другой стороны, Женя был прав — мы не продвигались никуда. Надо было решать.
И я решился.
Собрание в этот четверг проходило в культурном центре неподалеку от моего дома. Знакомых почти не было, и я опять подумал, что Женя в чем-то прав. Семинары не пользовались особой популярностью, и люди на них долго не задерживались. Версия со всемогущей сектой разваливалась на глазах.
Отведав сэндвичей с авокадо, я уселся поближе к кафедре, за которую уже встал Жора, чтобы успеть поймать его на выходе.
Лекция длилась недолго, всего час. Хачиков в который раз пережевывал жвачку о том, как важно поменять отношение к своим проблемам и относиться к жизни не так, а иначе, а как — он сейчас расскажет и покажет. Как и всегда, лекция закончилась на оптимистической ноте, ничего толком не объяснив.
Задвигались стулья, несколько человек подошли к Хачикову и начали уточнять у него какие-то детали. Я терпеливо сидел в своем предпоследнем ряду и ждал своей очереди.
Наконец последний участник попрощался с «гуру» и Жора оказался свободен. Я перехватил его у самого выхода.
— Привет, Жор. — О, Адам! — обрадовался он — а где Финкельштейн? Обычно вы вдвоем приходите. — Он сегодня послал смску, что ему все надоело и он бросает — сказал я, стараясь, чтобы Жора почувствовал, как сильно я осуждаю Женю. Тот грустно улыбнулся. — Очень жаль. Что ж, насильно мил не будешь. И Жора сделал движение, чтобы двинуться дальше. Я перехватил его за рукав. — Эй, подожди! Куда ты так спешишь? Дома жена ждет со скалкой? Хачиков покачал головой. — Я не женат. — Ну тем более. Пошли поедим чего-нибудь нормального, а то у меня изжога от авокадо.
Шли мы к небольшому ресторанчику неподалеку от моего дома. Уже вовсю зарядили декабрьские дожди, и под нашими ногами сверкали и плюхали черные лужи. Хорошо, что на данный момент дождь уже закончился — только так я смог уговорить Жору пройтись пешком, оставив машину на парковке.