Я непонимающе смотрел на него, пытаясь понять смысл сказанного.
— Охотник?.. Слово наконец связалось с нужным воспоминанием и я невольно засмеялся от нелепости сказанного. — Ну и ну. Повторяешь викины сказки? Бадхен даже не улыбнулся. Встряхнул меня так, что зубы лязгнули, и сказал: — Викины сказки далеки от истины, но зерно правды в них есть. Дерево, как и Охотник, существует — ты сам его видел. Я создал мир с Деревом и тобой, а ты… вернее, твой разум — создал остальных. — Хватит, Бадхен — я разозлился — опять играешь в свои игры и серьезно думаешь, что я поверю в эту чушь? Я родился при Ироде, чуть больше двух тысяч лет назад. Думаю, что если я был бы первым человеком, то точно бы это запомнил. — А что может помнить существо, недалеко ушедшее от зверя? — сказал он с усмешкой — и ты не был первым человеком, Адам — вас уже тогда было более, чем достаточно. Ты был животным, а я — бесформенной и бездумной материей, маленьким пятнышком бытия вокруг великого ничто. — И что было потом? — я хотел сказать это с иронией, а получилось… иронии не получилось, это точно.
— А потом ты сорвал плод с дерева жизни и смерти. И сожрал его целиком.
— И потерял разум?! — Как можно потерять то, чего нет, идиот?! Можно лишь приобрести, а потому ты стал бессмертен и разумен, хотя, глядя на то, как ты сейчас тормозишь, я в этом сомневаюсь.
Я подавленно молчал, понятия не имея, верить ли Бадхену, или на свой страх и риск попросить его уйти и наконец оставить меня в покое. Тот тем временем продолжал:
— В тебе пробудились мысли. Воображение. Вера. А то что вы, каббалисты, любите называть «клипот» — обрели разум вместе с тобой. Через тебя.
Я вспомнил слова покойного Хачикова: «А ты никогда не думал, что они могли создавать друг друга одновременно?»
— Так что, если ты до сих пор мучаешься мыслью, почему Финкельштейн не может убить тебя — завершил Бадхен свое откровение — ответ таков: по причине самого тупейшего сыновьего комплекса. Я так понял, что вы спите друг с другом?
Я подумал, что Фрейд, наверное, нашел бы нашу маленькую беседу чрезвычайно занимательной и автоматически кивнул. Бадхен зло усмехнулся.
— Он буквально помешан на тебе, хотя сказать откровенно — ты яйца выеденного не стоишь. Вся твоя ценность в том, что ты был чересчур туп даже для особи своего вида, и сожрал фрукт, на который даже смотреть не стоило. Как бы Женя не обманывал себя — ты, Эвигер, все еще животное, как и все миллиарды твоих сородичей.
Бадхен сказал это скучным и будничным голосом, но у меня по коже поползли мурашки. Теперь я точно поверил, что он все вспомнил — и что былого растяпы Костика больше не существовало. — А как же мои воспоминания — пробормотал я — ведь я помню дворец Ирода…мать, жену… детство… Костик рассмеялся. — А я, представь себе, до сих пор помню, как ты в двенадцатом классе не смог сдать норму во время экзамена по физкультуре и тебя за это чморили. Но ничего, живу. Вполне возможно, что при Ироде тебе скормили еще один плод с того же дерева. Ведь это в две стороны работает: кому есть что терять, теряет все. — Кто скормил? — тупо спросил я. — Откуда мне знать? Может, тот же Жека. Но не волнуйся, ты и правда служил виночерпием у Ирода. Я до сих пор злюсь, когда вспоминаю свой испорченный плащ. — Так что же будет сейчас? — сказал я устало. Наверное именно так себя чувствовал Хачиков перед тем, как согласился пойти ко мне домой. — Понятия не имею — равнодушно сказал он. — это будет зависеть от Финкельштейна, сам понимаешь. Он, как я вижу, взялся защищать тебя зубами и когтями, пошел даже против меня, старшего. Так пусть получает что хочет, и решает, что ему важнее — мироздание или ты. Интересно будет посмотреть, правда? Это раньше он мог свалить всю ответственность на меня. А сейчас — пусть сам разбирается. — А ты что будешь делать? — А я пойду принимать ванну.
Бадхен взял мешок с одеждой и большое полотенце и, не глядя на меня больше, двинулся в ванную комнату.
Некоторое время я думал, стоит ли звонить Финкельштейну. Решил, что не стоит. И упоминать историю с охотником тоже не стоит — по крайней мере, пока. Правды он мне не скажет, а утешительное вранье слушать не хотелось. Откровение Костика не потрясло меня до глубины души: я решительно ничего не помнил. Для меня моя жизнь началась во двореце царя Иудеи, а если и было что-то до нее, как утверждал Бадхен… что ж, пусть даже так — меня настоящего это никак не касалось.
Куда больше меня волновало отношение к происходящему Жени. Бадхен был прав: одно дело — идти наперекор плохому боссу, который в конечном счете сделает, что положено, хочешь ты этого или нет. И совсем другое — брать полную ответственность на себя. Что выберет Женя: мою жизнь или мироздание, я узнавать не спешил. Успеется. И решил оставить пока все как есть. Телефон отключил от греха подальше и улегся в постель пораньше. Бадхен заснул в соседней спальне, а я, не дочитав книгу, уснул у себя.
Утром Бадхен сидел в гостиной на моем диване, смотрел телевизор и вообще вел себя так, словно не было вчерашнего разговора.
— Привет, Адамос. Что на завтрак? — Когда ты успел все сожрать? — спросил я, глядя в пустое белое нутро холодильника. — Ночью — коротко ответил он, щелкая пультом.
Тащить самому домой тонну еды не хотелось, и я наскоро оформил заказ онлайн. Но они приедут в лучшем случае часа через четыре, а завтракать надо было сейчас.
— Принесу чего-нибудь из магазина снизу. — Купи побольше колбасы — сказал Бадхен мне вслед. Будь это прежний Костик, я бы его послал сразу, но с теперешним решил не связываться. Хочет колбасу — получит — три кило кошерных кабанос из индюшатины. На здоровье.
Магазин был закрыт, и я запоздало вспомнил, что по воскресеньям хозяин открывает только после полудня. Пришлось переть пешком двадцать минут до ближайшего супера в центре. Машину брать не хотелось: парковку в это время дня я бы точно не нашел.
Набрал припасов побольше и встал в очереди.
Сзади меня кто-то поставил на конвейер один-единственный контейнер молока.
— Проходите вперед — сказал я, делая шаг в сторону, чтобы им было легче пройти. — Спасибо… Адам? Я обернулся. И вновь он был передо мной: вездесущий Саар Цфания. — Как ноги? — спросил я. — Кожа слезла клочьями, теперь уже получше. Вижу, ты сразу на неделю закупаешься? — Нет, на утро — признался я. У него брови поползли вверх. — Ты ешь, как стадо слонов? Держишь постоялый двор? — Приятель гостит пару дней, у него проблемы… в семье.
— И булимия в придачу — пробормотал Саар.
А я в этот момент окинул глазами пакеты с продуктами и вдруг осознал, что сам точно столько не донесу.
— Чертов Бадхен — сказал себе под нос. — Бадхен — это твой приятель? — с интересом спросил Саар. — Да. Слушай, подвези меня. Я стормозил, оставил машину дома. — Поехали, конечно. Пока я расплачивался, разгружал тележку в багажник и отвозил тележку обратно под навес, Саар маячил у меня под боком. Это порядком раздражало. — Давай номер и название улицы — велел он, садясь за руль.
Я назвал адрес.
— Недалеко от меня живешь — заметил он с удовлетворением. — Точно. Удобно будет одалживать соль — ответил я, думая, чего сегодня ожидать от Бадхена. Скоро позвонит Женя, и надо решать, что ему говорить. — Или пива выпить вечером. Ты ходишь в «Рэд»? — Понятия не имею, что это. Если я расскажу Жене частичную правду — например, что Костик вернулся, но помнит не все… нет, не пойдет. Бадхен откроет все карты при первой же встрече — ему скрывать нечего, в отличие меня. — Бар недалеко от твоего дома. Неужели ни разу там не был? Может, пойдем сегодня?
Если Женя узнает, что Бадхен умыл руки — сколько времени я протяну на голом энтузиазме, так сказать? Секс сексом, но вряд ли даже крутой трах стоит того, чтобы ради него херить мировой порядок, или что у них там на повестке дня.
— Сегодня?.. — машинально переспросил я. — Да, часов в десять. Ко мне приходят парни, ты их видел в Праге. Посидим, весело будет. Хочешь, приводи своего обжору-приятеля. — Угу. А я, подумал я. Что мне важнее? Жить по инерции или уйти с достоинством? Трудно сказать… — В десять, значит? Я очнулся. Кажется, только что согласился на посиделки с клетчатыми и Бадхеном? Ну и черт с ним. — Да, Саар. В десять в баре. — Забито — кивнул он. Мы наконец подъехали к моему дому, я сгрузил пакеты из багажника и махнул своему «шоферу», что можно ехать.