Мы двинулись дальше, а я пытался вспомнить, какое смутное воспоминание пробудили во мне его слова.
И только когда мы зашли в квартиру, я вспомнил.
Не говорите моим внукам, как я умирал.
Не говорите отцу, что я вам рассказала перед смертью.
Не говори моей жене, что мне было больно.
Порой самое страшное мы скрываем от самых близких, не волнуясь при этом о том, что чувствуют остальные — не столь близкие.
— Костик. — Ну чего тебе? — устало спросил он. — Тебе ведь на самом деле не насрать. Так ведь? Он стоял в дверном проеме и молчал, словно серьезно обдумывал мои слова. Потом сказал: — Спокойной ночи, Адам. И ушел к себе, оставив меня наедине с невеселыми мыслями.
====== Глава 14 ======
Глава 14
Женя вернулся рано утром, пахнущий гарью и огнем.
— Как посидели вечером? — Нормально — я зевнул, пропуская его в дом. — Костик спит? — Да. Вчера поздно вернулись, так что он будет дрыхнуть еще пару часов как минимум.
Финкельштейн приготовил кофе, принес в гостиную. Я смотрел, как он пьет свой раскаленный напиток, и думал о вчерашней луне. О том, что Бадхен далеко не так спокоен, как хочет казаться, а это значит, что дни мои сочтены — вряд ли он на самом деле допустит, чтобы дело дошло до непоправимого.
— Ответь мне на один вопрос — сказал я ему, не притронувшись к своему кофе — почему в списке из тридцати тысяч человек я оказался на последнем месте? — Адам — сказал он — давай не… — Давай да — перебил я его — просто скажи уже правду, чтобы я знал — чем обязан? И чего ожидать от тебя в дальнейшем?
Женя аккуратно поставил кружку на стол. Помолчал и заговорил, не глядя на меня.
— Бадхен создавал мир много раз. Создавал и обрушивал. Некоторые миры длились единое мгновение, другие и того меньше. Третьи — вечность. В одних он обретал разум, в других — оставался сгустком материи и энергии. Поэтому нем нет того страха, который есть во мне.
— Страха чего?
— Страха потерять осознание своего «я», Адам. Свою… осмысленность. Это — первый и скорее всего единственный мир, в котором я обрел разум, а не остался всего лишь бездумной и созерцающей сущностью.
Я кивнул. Вечный демиург столкнулся с банальным страхом смерти. И смех и грех.
— Вполне вероятно, что больше со мной такого не случится — продолжал он — Тяжело расставаться с таким даром. Тяжело убивать того, кто поднес этот дар. Тяжело…
— Это ты дал мне плод во второй раз, чтобы я потерял память? — прервал я его поток сознания.
Женя покачал головой.
— Знаю, что ты мне не поверишь, но это был не я. Клянусь. Он хотел добавить что-то, но, в этот момент из второй спальни, протирая глаза, вышел Бадхен. — Привет, Жек. Зря вчера не пошел с нами в Рэд. Мировые парни там были, скажу тебе. Все-таки от смертных есть толк, в отличие от мороков… или вечных. Как знать, может, и есть смысл побороться за них, да, Адам?
Я увидел, как побелели костяшки пальцев Жени, держащие кружку.
— Хочешь сказать, что овчинка не стоит выделки? — усмехнулся я, припомнив его вчерашние слова. — Хочу сказать, что… — Адам останется жить — глухо сказал Финкельштейн. — Эх, Женя, Женечка — с насмешливой грустью сказал Бадхен. Я поднялся на ноги. — Мне надо ехать в банк. Решайте сами, что и как, а потом скажете, к чему мне готовиться. Костик, постарайся, чтобы к моему возвращению дома осталась хоть какая-то еда.
И, захватив со стола телефон и рюкзак с ключами, быстро вымелся из дому.
Ни в какой банк мне, разумеется, не требовалось — все операции давно совершались или онлайн или через приложение. Но находиться в одной комнате с двумя сущностями, пока те решают мою судьбу было слишком нервным времяпровождением с раннего утра.
На улице было пасмурно и сыро. Этот час называют иногда «собачьим», потому что именно в это время владельцы собак выгуливают своих питомцев по окрестностям, оставляя за собой вереницы дымящихся кучек.
Я вспомнил, как двадцать лет назад гулял по холодному Риму, испуганный и встревоженный после встречи с Бадхеном. Двадцать лет я избегал возвращаться туда, а теперь мой сильнейший страх столуется у меня дома. Худшее уже случилось, так, может, плюнуть на все и вернуться? Жить в городе на семи холмах, вечерами пить эспрессо за стойкой, пока в однажды за мной не придет мрачный, но решительный Финкельштейн, исполняющий волю Бадхена.
— Адам? Я уже привычно обернулся — привык, что технический директор в последние дни встречается мне на каждом шагу.
— Привет, Саар. Ты…
И осекся — на дорожке, умытой недавним дождем, стояла незнакомая молодая женщина. В руке у нее был поводок, а вокруг крутился маленький пудель серого цвета. Она рассмеялась, глядя на мою вытянутую физиономию.
— Не Саар, но почти — я Наама. Вчера Неве выложил ваш пир в Фейсбук и тэгнул тебя, так что я сразу узнала знакомое лицо. — Наама? — я тщетно пытался рассмотреть в ней хоть тень стервозности, о которой говорил Саар. Нет, передо мной была просто обычная симпатичная женщина. На вид ей было лет тридцать, может немного постарше, но в вьющихся волосах было довольно-таки много седины, что при этом не делало ее менее симпатичной. Глаза ее были серые, как грозовая туча, с утра нависшая над Тель Авивом, а одета она была, как любой местный житель, выгуливающий собаку в семь утра: безразмерная толстовка, штаны для йоги и вьетнамки. — Очень приятно — сказала она, протягивая мне руку — Саар много о тебе рассказывает в последнее время. — Правда? И о тебе тоже. — Поэтому ты сейчас ищешь на мне рога и клыки? — хмыкнула она — так и подумала. Ну он и нытик, да, Адам? — Хм — я не нашелся, что сказать. Встревать в супружескую ссору — неблагодарное занятие, это я понял много веков назад. — Куда собираешься? — спросила Наама, подтаскивая пуделя к себе за поводок. — Куда-нибудь подальше — сказал я, залезая в рюкзак за ключами — может поеду в…
В рюкзаке не оказалось ни ключей, ни бумажника. Вчера я, должно быть, машинально оставил их на тумбочке в спальне — все мысли были заняты белой воронкой в ночном небе. А теперь расплачивался за свою рассеянность.
— Вот черт — пробормотал себе под нос. — Забыл вещи дома? — сочувственно спросила Наама. — Да, и сейчас, если честно, не самое лучшее время туда возвращаться. — Тогда пошли к нам. Саар на работе, я никуда не спешу. И Никки уже закончил свои дела, да, малыш? — она обратилась к пудельку, и тот тявкнул. Я замешкался. Вернуться наверх и забрать свои вещи под прицельными взглядами непрошенных гостей? Еще не ясно, что им взбредет в голову. Перекантоваться пару часов у Наамы? Провести день, бесцельно шатаясь без денег и цели по городу? — Кстати, у нас дома есть балкон — сказала она небрежно, — и я разрешаю гостям на нем курить. — Ну тогда совсем другое дело — усмехнулся я.
Квартира Саара и Наамы находилась в однотипном с моим доме на другом конце той же улицы. Настолько однотипном, что даже расположение комнат было одинаковым. Но здесь чувствовалась женская рука: на стенах были развешаны картины, на диванах и креслах живописно разбросаны подушки, на столе в столовой стояла ваза с цветами.
В углу гостиной возле балконной двери притулилось кресло-качалка с клетчатым пледом, перекинутым через высокую спинку. То ли старинное, то ли выполненное в стиле ретро, оно выглядело невероятно уютно и буквально манило к себе.
— Садись куда удобно — сказала Наама, и я уселся в кресло. И сразу же осознал свою ошибку — по степени удобства оно едва ли далеко ушло от стула инквизиции. — Можешь пересесть — предложила она с улыбкой — все наши гости попадают в эту ловушку. Оно здесь исключительно для красоты, а не для удобства. На диване оказалось куда как мягче, и, обложенный подушками, я впервые за несколько дней почувствовал себя относительно комфортно. — Я еще не завтракала — крикнула из кухни Наама — поешь со мной? — Да, спасибо! — крикнул я в ответ, потому что с утра не успел отведать даже женькиного кофе.
Завтрак состоял из тарелки овсянки с какими-то «очень полезными ягодами и орехами» и жасминового чая.
— Так что у тебя стряслось? Проблемы дома? — спросила хозяйка дома, подливая мне еще чая в большую серую кружку. — Не то, чтобы проблемы. Скорее, одна, но очень большая. — Дай угадать, кто это… наверное, тот самый Константин, который жрет, как не в себя? Должно быть, дорого содержать такого друга? Дешевле уж было бы волкодава завести. — Саар тебе, вижу, все-все рассказывает — с иронией сказал я. — А как же иначе — она пожала плечами и взглянула на часы на стене. — Послушай… Я сегодня особо никуда не собиралась, но если уж мы встретились, то хотелось бы тебя кое с кем познакомить.