— Можно зайти? — спросил он светским тоном, словно это не с него в эту минуту стекали струйки воды.
— Проходи — я потеснился, пропуская мимо себя внутрь квартиры. Кажется, вечер невеселых размышлений только что накрылся медным тазом. Комментарий к Глава 18 * Виктор Люстиг – “человек, продавший Эйфелеву башню дважды”. https://ru.m.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D1%8E%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%B3,_%D0%92%D0%B8%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80
====== Глава 19 ======
Глава 19
— Из-за чего спешка? — спросил я, кидая Жене полотенце. И не поверил своим глазам: он поймал его с трудом, словно внезапно разучился нормально двигаться. — Нет никакой спешки — сказал Финкельштейн, садясь на диван, жалобно скрипнувший под его тяжестью — просто пришел навестить старого друга.
Он откинулся на диванную спинку, но тут же охнул и схватился за бок. Я покачал головой.
— Худо тебе? — Бывало и хуже. — Что случилось? Женя с трудом принялся сдирать с себя мокрую куртку. Под ней была опять-таки насквозь мокрая футболка. А под футболкой — огромный синяк на полживота, уходящий куда-то за бок и на спину.
Я присвистнул.
— Кто это тебя так? Бадхен? — Нет — прокряхтел он — хуже. Упал с крыши на работе. — Мне казалось, ты неуязвим — удивился я. — Мне тоже… казалось — он осторожно касался пальцами синяка, словно проверял, насколько тот болезненный.
Я принес из ванной комнаты тюбик вольтарена, протянул ему.
— Держи. Дать таблетку? — Дай. И чай, если можно. И ужин, если можно, подумал я. И переночевать. С другой стороны — если он не побежал с таким синячищем к Бадхену, значит, отношения у них далеко не сахарные, а мне это на руку. — Костик может тебя вылечить? — Может, но не будет. — Почему? Опять разногласия в святом семействе? — Он слишком занят своим новым хобби — сказал Женя, смазывая бок толстым слоем вольтарена — ему не до меня. — Да ладно, не может быть, что настолько занят. — Может, Адам, может. Его или не бывает сутками дома, или он запирается в комнате и торчит там днями и ночами. Я намекнул однажды, что с мороком хорошо бы покончить… он чуть со мной самим не покончил. — Ни хрена себе — пробормотал я. — Как ни больно признавать, но Костик подсел на души, как наркоман — глядишь, сам откроет проход к дереву, лишь бы морок продолжал приносить жертвы. — Откуда у них столько людей на убой? — Бомжи, гастарбайтеры из стран третьего мира — людей хватает. В таком деле все равно, убиваешь ты миллионера, топ-модель или проститутку с пляжа Тель Барух. Душа есть душа, а тело искать никто не будет. Я не ответил. Стало мерзко, что творец нашего мироздания превратился в банального душееда. Как его там?.. Аммат*, кажется? — Чем вообще занимаешься? — спросил Женя, закручивая крышку на тюбике. Я увидел, что он собрался надеть мокрую майку обратно, сжалился и отобрал ее вместе с курткой. — Дай кину в сушилку. Ничем не занимаюсь… Живу, пока дают. Пока Бадхен дает, в смысле. — Ни с кем не общаешься? — спросил он словно невзначай, и я понял, что он знает. Знает, что я встречался с Наамой, что я видел убежище с бессмертными «овощами»… все знает. — А тебе-то что? — То, что ты играешь с огнем. Наама использует тебя, как и всех на своем пути, но в случае чего прикрывать не станет, так что если надеешься на ее покровительство, то зря. Все, кто на нее полагались, превратились в… впрочем, ты и сам их видел. — Пока что никто никого не использует, кроме как ты меня в качестве аптечки — буркнул я — давай сюда мой вольтарен.
Я протянул руку. Он вложил прохладный тюбик в мою ладонь, задержал ее в своей ладони, неохотно выпустил.
— Ты ведь понимаешь, что из ее затеи ничего не выйдет? Из всех соратников у нее остался только Люстиг, остальных давно пора отправлять на кладбище. — Ты с ним знаком? — Через Бадхена — тот переехал сюда в начале двадцатого века и увлекся местными реалиями и смертными. Заодно начал раздавать плоды с дерева налево и направо. Люстиг, кстати, из Мапай**, дружил с Арлозоровым, пока того не заказал муж бывшей любовницы, Магды Геббельс. Я засмеялся. — Что? — с интересом спросил Женя. Он оттаял, волосы высохли, а лицо и губы приняли свой обычный цвет. — Сплетням про Геббельсов — сто лет в обед, Жека.
— Всего лишь восемьдесят.
— Оставайся на ужин — сказал я неожиданно для себя самого — правда, изысков не будет, но бутерброд с печеночным паштетом приготовить не проблема. Он посмотрел на часы. — Спасибо, у меня как раз есть полчаса. А дома еды нет. — Костик все подъел? — сочувственно спросил я. — Наоборот, он практически перестал принимать пищу… поэтому и нечего есть — я сам обедаю на работе или в столовке возле пожарной станции.
Как же все изменилось, подумал я. А ведь всего пару месяцев прошло с тех пор, как съехал от них.
Вскипятил чайник, кинул в чашки по пакетику чая. Отнес их на журнальный столик в гостиной, и повернулся, чтобы вернуться на кухню за хлебом и паштетом, но тут вечернюю тишину, наполненную лишь шорохом дождя, прорезал пронзительный вой сирен скорой помощи и полиции. Такой шум могло издавать одновременно карет пять-шесть, не меньше.
Мы с Женей переглянулись.
— Теракт? — предположил я. — Включи новости. Я включил телевизор на втором канале и замер с пультом в руках, оглушенный какофонией, творящейся на экране. Показывали экстренный выпуск новостей, и, судя по серьезным и в то же время торжествующим лицам дикторов, только что произошло нечто драматичное и сверхвыдающееся. Как минимум, падение астероида, высадка инопланетян, или… — …второе за пятнадцать лет покушение и убийство премьер-министра — скорбно и вместе с тем удовлетворенно говорил ведущий с блестящими от геля волосами — Мы с величайшим прискорбием сообщаем о смерти Авраама Гедалии, главы правительства и лидера ведущий партии «Бина»… — Ничего себе — растерянно сказал я — они и правда маловато продержались. — Дай послушать — напряженно сказал Женя. — …обязанности будет выполнять и.о. премьера Израиля, министр экономики Моти Шаари. Единомышленник и собрат по партии погибшего несколькими месяцами ранее Саула Немца, министр… — Мне надо идти, Адам — сказал внезапно Финкельштейн, поднимаясь с места. Поискал глазами — я догадался что, и кивнул в сторону кухни, где стояла сушилка. — Надо так надо — ответил я мирно — только привет Бадхену от меня не передавай. Может, он так совсем обо мне забудет? Вдалеке до сих пор проносились ревущие амбулансы, и я гадал, зачем одному-единственному мертвому премьеру так много карет скорой помощи. — Поговорим потом — он вытащил из сушилки просохшую одежду, и пыхтел ценные указания, наскоро напяливая куртку и ботинки — Не слушай Нааму, не играй с ней в ее игры, поверь, тебе же хуже будет. В общем, держись от нее подальше. — Хорошо. Буду держаться подальше. — И будь на связи — буркнул он напоследок, и захлопнул за собой дверь.
Я выключил телевизор. Политика меня интересовала, пока в ней шуровал морок Бадхена. А то, что смертные время от времени убивают друг друга ради власти, было делом обыденным и непреходящим. Так что пусть их — сейчас меня больше волновали Наама и Эзер Люстиг. Несмотря на предупреждения Финкельштейна, я хотел понять, в какую игру эти двое играют, и в чем именно заключается ее цель. А потом решать самому, чью сторону принять и с кем заключать союзы.
На следующий день с самого утра снова принялся звонить Саар. На этот раз я ответил.
— Ну что тебе, предатель? — сказал в трубку вместо приветствия. — Извини — пробубнил он — Наама не хотела, чтобы ты узнал прежде времени. — Давно вы меня пасли? — я вспомнил, как он увязался за мной в Праге. Получалось, что давненько. — Со свадьбы Вики Барашехатовой. — Еще с тех пор?! — Наама увидела тебя там в компании двоих демиургов и поняла, что пора действовать. — Не ври, не присутствовали вы на свадьбе. Я читал список приглашенных, ваших имен там точно не было. — Не было — подтвердил он — Вика пригласила только Нааму, и то в день свадьбы, так что в список ее не успели вписать. — Так они были знакомы? — Ну да, хоть и недолго. Наама узнала, что Бадхен наплодил мороков, вычислила Вику и втерлась к ней в доверие, получив приглашение на свадьбу. — Каким образом она узнала про мороков? Это она рассказала Вике про Древо? — вопросов возникало все больше.