Саар помолчал. Потом сказал:
— Адам, давай встретимся? По телефону очень стремно. — Врать стремно по телефону? — хмыкнул я, вспомнив незабвенного Варенуху.*** — Скорее, говорить на такие темы. Нелегкий это разговор. Так что сам решай, где его вести — дома или в баре, но разговаривать я буду только с глазу на глаз.
Договорившись с Сааром о встрече через полчаса, я попрощался с ним и пошел кормить Соню.
Я злился на Цфанию — потому что он, как и Наама и Женя, все это время дурил мне голову, и никаких гарантий, что мне наконец сообщат правду, не было.
А с другой стороны, на кой она мне нужна, эта правда? Игра, которую вели перед моими глазами две стороны, шла, очевидно, не одно столетие. Если кому-то придет в голову походя убрать меня с доски, я и пикнуть не успею. Так что самое вероятное, что со мной случится — помру хорошо проинформированным.
Раздался звонок в дверь, и я, чертыхаясь, пошел открывать.
— Ты умеешь летать как Супермен? — спросил, пропуская Саара в прихожую — вроде не на соседней улице живешь. — Нет, просто оказался поблизости. И еще повезло, что после десяти утра меньше пробок. В руке у Цфании была бутылка виски, которую он неловко протянул мне. — Виски посреди рабочего дня? Ну-ну-ну, что же подумают коллеги?
— Прямо сейчас мне куда важнее наладить отношения с тобой, чем забивать мозги тем, что они подумают — ответил он, проходя на кухню и копясь в ящиках в поисках штопора.
— Иначе Наама за порог не пустит? — поддел я его. Он укоризненно взглянул на меня. — А в то, что я просто вижу в тебе своего друга, ты верить упорно не хочешь? Мне искренне жаль, что я тебе так долго врал, так что дай мне шанс хотя бы извиниться. Можешь простить или не простить — но выслушай. — Ну извиняйся, а я послушаю.
Саар откупорил бутылку, разлил виски по бокалам, которые принес из кухни вместе со штопором, протянул один мне. Я отставил его в сторону — пить совсем не хотелось. Он сделал то же самое.
— Если говорить начистоту — Наама ведет войну против Бадхена — сказал он — и делает все, чтобы расшатать то, что он называет «мировым порядком».
На извинения его слова не походили, но прогресс был налицо.
— Зачем? — я решил не спорить, а просто выслушать, как и обещал. — Потому что с ее точки зрения, это не порядок, а криоконсервация. Бадхен хочет, чтобы все оставалось так же, как миллионы лет до сих сих пор. А она — нет. — А какое ее чертово дело, что он хочет? Он — демиург, а она… — Тоже — завершил за меня Саар. — Тоже что? — не понял я. — Тоже демиург. Четыре клипы, Адам. Ты ведь прекрасно знаешь эту фразу из Иезекииля: «и вот, бурный ветер шел с севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него». Это мы: я, Наама, Женя и Бадхен.**** Я смотрел на Саара во все глаза, пытаясь осмыслить услышанное. К куче вечных, к которым я только начал привыкать, внезапно добавилось изрядное количество демиургов. Как по мне — слишком много сверхсуществ на душу населения. Может, Бадхен был не так уж неправ в своем стремлении отделаться от всех махом?
Саар тем временем говорил, не глядя на меня.
— До тех пор, как появился нынешний мир, Адам, мы так и оставались бесформенной материей, из которой строилось мироздание. Строилось и разрушалось, раз за разом. — Неудачные бета-версии? — попытался пошутить я. Он покачал головой. — Поверь мне, были миры и пограндиознее, попрекраснее и посправедливее нынешнего. Но всегда получалось что-то не то. — А кто решал, то или не то? — спросил я, но он словно не услышал моих слов, продолжив: — А потом появился этот мир. Крошечная планета в одной из галактик. Древо. И ты. Он замолк, словно крепко о чем-то задумался. — Ты ведь знаком с теорией воробья, Адам? ***** — Знаком — ответил я, потому что всего пару недель назад перечитывал Пратчетта. — Ни одна, даже самая идеальная вселенная, не может сравниться с той, что существует сейчас, по одной единственной причине — в этой мы разумны и материальны. Можно парить в бесконечности между туманностями и небулами, разрушать галактики и создавать черные дыры, но разум и форма… это… — он замолк. Неужели для тебя и Наамы настолько важнее разум и форма, подумал я, что вы так отчаянно боитесь вновь парить на небулами, и так яростно стремитесь сохранить способность зевать и ковыряться в носу? Да вы зажрались, господа демиурги. — Бадхен же мечтает создать идеальный мир — продолжил Саар — хотя всем, кроме него, уже давно стало понятно, что это невозможно.
— Почему?
— Потому что что-то пошло не так еще до того, как появились мы. Просто чего-то не хватает — какой-то мелочи. Или не мелочи, откуда мне знать? Понимаешь, Адам?
Я автоматически кивнул. Почти полгода я жил в окружении четырех демиургов, занятых экзистенциальной войной не на жизнь, а на смерть, и не замечал этого. Неужели разума, который я, по словам Костика, получил от Древа, досталось мне так нещадно мало?
— Это Наама рассказала Вике про Древо? — я решил вывалить на Саара все скопившиеся вопросы, если уж его потянуло на откровенность. Он моргнул от столь внезапной смены темы, но ответил: — Да. — Зачем? — Чтобы мороки добрались до Древа, и тем самым ослабить Бадхена. Самой ей это не под силу — он закрыл нам доступ к дереву еще лет двадцать назад. А красивой легендой легче было подстегнуть их любопытство. Особенно старалась Вика. Почему-то решила, что именно она — жена бога.
— С нынешним мороком тоже Наама договорилась?
— О чем ты? — не понял он. Услышав от меня историю с жертвоприношениями, Саар только пожал плечами. — Что ж, это только ей на руку — философски сказал, протягивая руку к нетронутому до сих пор бокалу — как по мне, лучше ничего не трогать, и дать им самим разгребать весь этот бардак. Я верю, что рано или поздно они оба поймут, что этот мир лучше трясти как можно меньше, и начнут просто наслаждаться его существованием. — Кажется, я понял твою гражданскую позицию: сидеть и не отсвечивать — хмыкнул я. — Можно подумать, ты не поступаешь точно так же. Мы с тобой одного поля ягоды. Держимся в стороне, наслаждаемся бытием, пока есть чем наслаждаться, и пьем хороший виски — он протянул мне наполненный стакан, взял свой и мы чокнулись.
Виски и правда был хорош. Я сделал пару глотков, оценивая. Такой лучше всего пить в приятной компании, но чего нет, того нет. И пью я в последнее время исключительно с демиургами.
— Адам. — Что? — Что мне сделать, чтобы мы снова тусовались вместе, как раньше? — сказал он. Забавно было слышать от него фразу, которую люди старше шестнадцати лет обычно не произносят. — Мирись мирись мирись — ухмыльнулся я и показал ему мизинец. — Детский сад? — вздохнул он. — Еще какой. Ладно, не кисни. Будем «тусоваться», только дай мне разобраться немного с мыслями.
Он кивнул. Взглянул на экран смартфона и отставил бокал в сторону.
— Мне пора ехать на очередное тупое собрание на работе. Давай на днях встретимся где-нибудь? — Угу. Закрыв за ним дверь, я остановился посреди гостиной и перевел дыхание. Хотел получить правду, Адам? Ешь, не обляпайся. Что теперь делать с полученным знанием — непонятно. Разве что не чувствовать себя полным болваном, когда Наама опять за меня возьмется, а она возьмется, как пить дать.
Дел на сегодня никаких не было, выходить в город было лень. Я машинально включил телевизор, и сразу же выключил — из всех каналов из него буквально сочились новости об убийстве премьера. Я и забыл об этой напасти за другими проблемами.
В город в такой день точно лучше было не идти, и поэтому остаток дня я провел, перечитывая «Идиота». На фоне творящегося бардака хотелось чего-то постоянного и знакомого, а Федор Михайлович никогда не подводил моих ожиданий. Не подвел и сегодня, и спать я лег уже почти успокоившимся.
А утром мне снова позвонила Наама.
Комментарий к Глава 19 * Аммат – чудовище в древнеегипетской мифологии, пожиравшее сердце человека, которому боги после смерти выносили обвинительный приговор.
Мапай – израильская политическая партия, членом которой состоял также Виктор Арлозоров, сионист и друг юности Магды Геббельс.
Варенуха – персонаж романа Булгакова “Мастер и Маргарита”, которому настоятельно советовали не хамить и не лгать по телефону