Выбрать главу

Не самое легкое занятие.

Он не отвечал, а я и не настаивал на том, разумеется, и никуда не спешил. У нас у обоих впереди была вечность.

Каждый час в комнату заходила медсестра, проверить капельницу. Заменяла пустую полной, кидала взгляд на Орона, выходила. Кажется, иногда они сменялись, но я плохо запоминал лица.

Солнце за окном село, в комнате стало темно.

 — Включить свет? — спросил я.  — Нет. Дайте руку… пожалуйста. Я подвинулся поближе, протянул свою руку к его, крепко сжал холодные худые пальцы.  — Жутко умирать так — тихо сказал он.  — Да — согласился я.  — Хорошо, когда есть кто-то, кто может держать за руку. Как мама. Да?  — Скорее, как поводырь.  — Нет. Как мама. В детстве. Помните? Идешь в первый раз в садик, и страшно… хочется плакать, и домой, под одеяло. А мама… — он сглотнул и продолжил — а мама держит за руку. И уже не так страшно. Я кивнул, хотя никогда не ходил в садик, да и он не мог видеть моего кивка.  — Скажите, что все будет хорошо — прошептал он еле слышно.  — Больше не будет больно. — проговорил я — наверное, это хорошо?  — Да… да. Больше он ничего не говорил, да и я тоже.

Через час пришла новая медсестра. Взялась за капельницу, потом посмотрела на Орона.

 — Адам?..  — Он умер пару минут назад. Не хотел вас отвлекать.  — Спасибо — она тяжело вздохнула, засекая время смерти по часам на стене — наверное, мы дальше сами справимся. Я поднялся, морщась от неприятных мурашек в затекших ногах.  — Тогда я домой. Только Идану хотел кое-что передать.  — Он в гостиной, скоро уйдет, так что поспешите. Гостиная практически опустела — всех разобрали по комнатам. Идан потерянно бродил между длинными диванами и яркими пуфами, и я понял, что он ждал меня.  — Адам? — он поспешил ко мне, лицо было напряженным и тревожным.  — Орон скончался, Идан. Мне очень жаль. Перед смертью он просил передать, что сожалеет о том, что сделал всей вашей семье.

Идан серьёзно кивнул.

 — Спасибо, что пришел сегодня. Тебя словно сам бог послал.  — Надеюсь, что нет — пробормотал я.

Дома я оказался уже поздно ночью. Смадар вымыла все на совесть — полы сияли чистотой и полировкой, с мебели исчезла пыль, а с зеркал — пятна.

Есть мне не хотелось, так что я выпил стакан сока и лег в кровать.

Лежа на чистой простыне, подумал, что в отличие от многих других дней в своей жизни, этот я вряд ли забуду. Хотя… как знать.

И только уже засыпая, словно последний зеленый луч заходящего солнца, в моем мозгу промелькнул последний на сегодня образ — глаза Евгения Финкельштейна. Не злые, не гневные, и не добрые.

Глаза Бадхена.

Как бы я не хотел, чтобы Костик и его подозрительный друг остались в прошлом, они все же напомнили о себе пару дней спустя.

Позвонили с незнакомого номера. На такие я обычно не отвечал, но сегодня ждал посылку с курьером, поэтому рискнул.

 — Адам? Это Константин.  — Чего опять надо?  — Ну ты и хамло. Я хотел тебе вещи твои вернуть.  — Если не понятно с первого раза, я тебе их отдал безвозмездно, то есть даром. Не нужны — выбрось.  — Дай мне трубку — услышал я на фоне голос Жени — Але, Эвигер? Костик мне все мозги проел насчет того, что тебя надо как-то отблагодарить за услугу. Я вижу, его жутко хитрый план не удался, так что говорю тебе прямым текстом: сегодня идем ужинать в Кордеро.  — Это еще что?  — Да хрен его знает. Ресторан для хипстеров, кажется. Спрашивай Костика, я просто плачу за счет.  — Костик приглашает, а ты платишь за счет? — уточнил я — дай мне только понять, ты его сладкий папочка? Или подпольный миллионер Корейко?  — А тебя это каким боком вообще касается, Адам? — елейным голосом спросил Финкельштейн.  — Никаким. Поэтому и на ужин идти нужным не нахожу. Трубка помолчала, потом Женя ответил.  — Я пожарным работаю, денег хватает. Костик мой друг, я его знаю считай вечность. Что такое дружба до тебя, я вижу, не доходит.  — Это твоя легенда? — спросил я и сжал телефон покрепче. Сейчас он ответит мне «да», и я спрошу: «Что ты хочешь от меня, Бадхен? Зачем весь этот фарс?»

И…

 — Какая к черту легенда, Адам?! Ты там в шпионов не наигрался? Давай, ищи нормальную одежду к ужину. Мы приедем к восьми.

И, не слушая моего ответа, Женя отключился.

К восьми я был готов. Почему бы и нет? Поесть на халяву в дорогом месте — такое времяпровождение приятно в любую эпоху.

За мной заехали — разумеется, на машине Евгения. Глядя на них — на вальяжного Женю и на Костика, который теперь выглядел намного лучше, чем в больнице, я гадал, что их на самом деле связывает.

Несмотря на то, что Финкельштейн назвал ресторан местом для хипстеров, это оказалось просто очень неплохим заведением. Мы заказали первых и основных блюд, бутылку Шабли, отпили от своих бокалов и принялись за еду практически в полном молчании.

Искоса я взглянул на их бокалы — все в порядке, у обоих вина оставалось на донышке. Хоть это ничего не значило, мне все же стало легче на душе.

 — Чем по жизни занимаешься, Адам? — прервал тишину Женя — Костик сказал, что ты не работаешь.  — Так и есть — подтвердил я — живу сегодняшним днем. Иногда волонтерствую в хосписе.  — Святой Адам — хмыкнул Костик.  — Неужели в лотерею кучу денег выиграл? — поинтересовался Женя, отпивая из бокала.  — А ты — неужели пожарный? — я поспешил переменить тему.  — Ужели — коротко ответил он.

Беседы не получалось.

Я посмотрел на Костика. Нет, на бомжа точно не похож. Сегодня на нем красовались белая рубашка и серый пиджак, он был гладко выбрит, причесан и расслаблен.

Сейчас больше, чем когда-либо он походил на Бадхена, с которым мы напились в Риме на грани двух столетий. Вот только сходство оказалось чисто внешним.

А вот Евгений…

 — Как Шабли? — спросил я его.  — Нормальное — ответил он равнодушно. Я почувствовал неодолимое желание «расколоть» его. Играть в кошки-мышки? Можно, если только не знать, что мышка всегда проигрывает.  — Сделай тот фокус с вином, как тогда, на Новый год — сказал я ему.  — Какой фокус? — с интересом спросил Костик.  — Жене лучше знать.  — Адам, когда Константин сказал, что у тебя не все дома, я не поверил, признаю. Теперь раскаиваюсь в этом.  — Я не говорил, что у него не все дома — возмутился тот — я сказал, что у него, судя по всему, серьезные провалы в памяти.  — Думаю, что кое-что он все-таки помнит. Да, Адам?  — Я все помню — ответил я сквозь зубы. Разговор все больше напоминал сценку из «В ожидании Годо», и я решил, что десерт не стоит того, чтобы оставаться. Бадхен — кем бы он ни притворялся — будет вилять вокруг да около, ответов я не получу. Можно идти домой. Я кинул салфетку, которая лежала до тех пор у меня на коленях, на стол.  — Спасибо за угощение. Могу ли я надеяться, что это будет наша последняя встреча? Вместо ответа Женя хлопнул себя по карману.  — Хочу покурить. Костик, ты со мной?  — Я бросаю — ответил тот хмуро.  — Адам — он перевел взгляд на меня — Коли ты и так удаляешься, давай разделим на двоих порцию никотина.

Тель-авивский вечер обдал нас влажным и липким осенним ветром. После прохлады ресторана это ощущалось, как потная оплеуха по лицу.

Финкельштейн закурил свою сигарету, я вытащил свои. Не то, что так уж любил курить. Но привычка осталась еще с шестидесятых.  — Так кто из вас настоящий Бадхен? — спросил я.  — А ты как думаешь?  — Это ты. Я прав?  — Ну. — он затянулся. Объяснений, судя по всему, мне не полагалось. Я зашел с другой стороны.  — Что теперь будет?  — Ничего. Ты же видишь — Костик все забыл.  — В смысле?..  — Пока он думает, что мы — его бывшие одноклассники, мы с тобой мало что можем сделать, Эвигер. Ты и я.  — В… смысле? — повторил я напряженно.  — Костик ведь тоже — Бадхен. Трикстер-творец, бог — как тебе привычнее будет? Да только… сам понимаешь, с амнезией не шутят.  — Тоже…? Так вы что — едины в двух лицах? Женя тихо рассмеялся.  — Смешно, Эвигер. Привыкай к мысли, что теперь ты — тридцатишестилетний русский израильтянин, наш с Костиком бывший одноклассник, и просто хороший человек. Я вот привыкаю.  — Не неси чушь.  — Заткнись. Костик упоминал, что в выдуманном им прошлом сломал тебе руку на выпускном? Ведь она болит, верно? Болит перед дождем?