Он криво улыбнулся.
— Скажу, что завидую вашей жизненной энергии, Адам. Ваша душа могла бы питать Бадхена долгие годы. — Хорошо, что я не попался ему на зуб и вам на нож — хмыкнул я. — Хорошо… для вас. Я покачал головой. — Как вы умудряетесь совмещать в себе это, Шаари? — Что именно? — Все эти… качества. Ведь вы же душегуб, садист, психопат. Вы довели местное общество до точки невозврата, построили капище, в котором хладнокровно убивали людей… чего стоят одни только ваши планы на Иерусалим. И вместе с тем, вы ведете себя как этакий стоик, принципиальный и мученический. Вам ведь жалко себя, правда? Жалко осознавать, что вы умираете по воле Бадхена и ничего не можете с этим поделать. Вы в опале, Шаари.
Он тихо засмеялся.
— Я умираю исключительно по единственной воле, Адам — по своей собственной. Я не в опале — стоит мне согласиться возобновить ритуал, и Бадхен сам, собственноручно выстроит себе храм на месте Стены плача, мечети Эль Акса и Гроба Господня одновременно. Лишь бы я был доволен. — И вы не делаете этого… назло ему? Просто потому что «не оправдал ожиданий»? — Это не «просто потому», Адам — он перевел дыхание, и я подумал, что разговор ему дается труднее, чем кажется — я не могу продолжать кормить людскими жизнями недостойного бога. Как бы тяжело мне это не давалось… сдаться было бы тяжелее. — Что вы имеете ввиду — тяжело? — Бадхен не единственный… у кого аддикция — он дышал хрипло, как мои бывшие клиенты нв смертном одре — мне ведь тоже… нелегко. — Так вы тоже на игле! — дошло до меня — вы мучаетесь абстинентным синдромом, но терпите, лишь бы Бадхен тоже мучался?! Шаари не ответил. Я подполз к нему, заглянул в лицо. Он был без сознания — наверное, разговор довел его до полного изнеможения.
Я поднялся обратно на верх лестницы, под дверь. Смотрел отсюда на бывшего премьера и думал о том, как причудливо вмещаются злодейство и самопожертвование в одном… существе. И гадал, каким.образом Бадхену удалось создать его — морока с несгибаемой волей и железными принципами.
Утром я проснулся от того, что дверь ощутимо толкнула меня в спину. Резко обернулся, и умудрился захватить ее край.
Впрочем, Бадхен, стоявший надо мной, даже не пытался ее захлопнуть. Он смотрел на меня, не отрываясь.
— Соскучился? — буркнул я, разминая затекшие мышцы — дай пройти. — Хрен тебе — он загородил собой проем — но да, я соскучился, Адам. А ты? — Как видишь, приехал. Думал тебя увидеть, а вместо этого твой цепной пес подсадил меня к вашему узнику. — Я ему приказал это сделать — признался он. — Отчего-то я так и подумал. Отпустишь? — Отпущу. Когда выполнишь одну простейшую задачу.
Бадхен присел передо мной на корточки. Его лицо было очень близко, и на секунду захотелось, чтобы он, как тогда, на море, привлек меня к себе.
Вместо этого он запер за собой дверь и оперся об нее спиной, устраиваясь поудобнее.
— Как вообще отдохнул без меня? — спросил он светским голосом. — Очень хорошо, спасибо. — Как видишь, я к тебе не лез все три года. — Премного благодарен — сказал я на автомате, пытаясь сообразить, что он хочет сказать. — Но ожидал, что ты хоть раз подашь весточку. Все же мы друг другу не чужие.
Я хотел что-то ответить, но вместо этого перед моими глазами вновь возникла картина тогда, на море — его губы, ищущие мои, руки, блуждающие по моему телу, и затопляющее ощущение безусловной любви.
— Что ты делаешь… ты снова?.. — хрипло спросил я. Еще одной «забавы» я не перенесу, пронеслось у меня в уме. Если Бадхен вновь дергает меня за ниточки, то, даже отпущенный на свободу, я так и останусь зависимым от него. — Ничего не делаю, Адам — покачал он головой — такие игры интересны лишь раз. — Тогда что со мной… происходит? — Наверное, это тебе стоит спросить у себя самого — усмехнулся он — иногда любовь к нам приходит нежданно-негаданно. — Убери это из моей головы — взмолился я. — Ты что! Я ведь не могу играть с чувствами людей — нарочито оскорбился он — а любовь это такое прекрасное чувство. — Это насилие, а не любовь. — Что доказывает, что тебя, Адам, никогда в этой жизни не насиловали. Перестань ныть и слушай меня.
Я собрался с мыслями, глядя в его глаза, что оказалось совсем непросто.
— Месяц назад я сделал огромную ошибку — начал он — ты уже знаешь, какую. — Встретился с Шаари? — Точно. Я был слишком уверен в его почитании. Он ведь мое создание, часть меня… единственный, кто…
Бадхен замолчал.
— Единственный, кто что? — осторожно спросил я.
Бадхен придвинулся немного ближе, и мне сразу стало труднее дышать — страх и похоть навалились одновременно и спутали мозги — и чувство это было настолько непривычным и чужим мне, что я испугался еще больше.
— Да перестань ты — с досадой ответил он — у нас тут важный разговор. Не время для трясучки. — Я в порядке — пробормотал я, стараясь взять себя в руки. — Мне нужно, чтобы ты мне помог. — Я всегда тебе помогаю… — Не перебивай. Нихрена ты не помогаешь, не ври. Я уже месяц живу без жертв. Пробовал когда-нибудь подсадить человека на героин, а потом перекрыть кран? Это в сто раз хуже. — Ты не человек, Бадхен. Вырабатывай силу воли, ты же бог, а не тряпка… В ответ он встряхнул меня так, что зубы лязгнули. — Не шути со мной, Эвигер. Я месяц нн жрал нормально, у меня отвратительное настроение и ноль терпения на шуточки. Я пошел на попятный. — Извини. Я просто не понимаю, в чем проблема. Ты не знаешь порядок ритуала? Так расспроси любого, кто работал в храме. Не убивал же Шаари всех до одного собственноручно. — Мне известен порядок ритуала, дурашка — я аж вздрогнул от такого неожиданного обращения к себе — я не знаю другого, самого главного. — Ну скажи уже, не томи. Он странно колебался, потом, видимо, решился. — Черт, ладно. Ритуал не стоит и яйца выеденного без одного-единственного слова. Моего имени. — И как оно звучит, это имя? — полюбопытствовал я. Он снова меня встряхнул. — Ты думаешь, если бы я знал, ты и он находились бы здесь? Ты прохлаждался бы сейчас в Праге, а Шаари я бы пустил под нож в первую же очередь. — Ты не знаешь своего собственного имени? — я невольно улыбнулся. Вот тебе и всеведение. Бадхену было не смешно — он сжал губы и прищурился. — Зато Шаари знает. И ты его у него выведаешь. А потом можешь идти на все четыре стороны. — Я выведаю? Даже ты не смог этого сделать всеми своими фокусами. Как именно я смогу это сделать? — возмутился я. — Ты смертный, он недооценивает таких, как ты — вы для него всего лишь жертвенные животные. Установи раппорт, убеди его довериться тебе. И узнай мое имя. Все! — Он не доверяет никому, с чего бы ему довериться мне? — Это уже не моя забота — Бадхен поднялся со ступенек — кормить-поить мы вас будем, хотя Шаари это не впрок. Если что надо — зови меня или Жеку. Чем могу — помогу. — Бадхен… Он протянул руку, схватил меня за плечо и рывком поднял к себе. — Поработай на меня, Адам. Ради своего же благополучия — прошептал мне на ухо. Я закрыл глаза — его теплое дыхание словно пронзило меня насквозь. Длинные пальцы невзначай прошлись по моей шее, и я почти уткнулся носом ему в грудь. В последний момент он меня отстранил. — Не раскисай, Адам. Давай, шевелись, Шаари скоро проснется, покорми его. Кормежка — хороший способ приручить непослушного зверя, кому как не ему, это знать.
Слегка оттолкнув меня, он приоткрыл дверь и вытащил из-за нее пакет с едой — какие-то сосиски, хлеб, яблоки.
— Это вам на первое время. Только не откорми его до прежнего состояния кабана-бородавочника.
Дверь за Бадхеном захлопнулась, и я остался один в подвале. Ах да, не один — в компании Шаари. Тот еще спал, и я решил разбудить его приятным способом — вытащил из пакета сосиску и помахал перед его носом.
И угадал — его глаза распахнулись.
— Что… это? — Еда — я вложил сосиску ему в руку. Через пару секунд от нее не осталось и следа. — Еще — потребовал он. Я не спорил. Спустя три сосиски, четыре куска хлеба и одно яблоко Шаари наконец приостановился. — Вы — мой божий дар, Адам — сказал он с усмешкой — по крайней мере, с вашим появлением нас начали кормить. — Как понимаете, не на халяву- остудил я его восторг. — Понимаю, конечно. Но не отказываться же мне от еды. — Бадхену нужно от вас только одно, Шаари. Никто не требует, чтобы вы возобновили ритуалы. Назовите его имя — и можете гулять. — Думаете, все так просто? — серьезно спросил он. — Если не стараться все усложнять, то да. — Не усложнять не получится. — Скажите имя! — я встряхнул его и внутренне скривился, напомнив самому себе Фельтона из «Трех мушкетеров». Хорошо, что Шаари вряд ли смотрел этот фильм, иначе непременно бы передразнил. — Дайте поспать, Адам — сказал он сонно. — Да вы все время дрыхнете! Решили удариться в зимнюю спячку? Июнь на дворе! — Так легче переносить… боль — признался он — кстати, как вам Бадхен? Что-нибудь замечаете? — Вроде ничего. По крайней мере, на стены пока не лезет. — Это пока. Дайте попить. Я принес ему воды, точнее, пришлось сгонять с чашкой до раковины и обратно раза три. Выпитое сразу же выступило у него на лбу и шее крупными каплями пота. — Почему вы не выберетесь отсюда сами? — спросил я. — Потому что я не супермен и не Гудини — пробормотал он и зевнул. — Вы морок. Не можете просочиться через решетки? — Наверное, не самый удачный морок на свете, потому что нет, не могу. Серьезно, Адам, дайте поспать. И так хреново. — У вас что-то болит? Он что-то сказал, но я не услышал. Наклонился к нему, и переспросил. — Что болит, Шаари? — Душа — выдохнул он. Глаза его закрылись, и он снова заснул — ну, или упал в обморок.