До вечера я был предоставлен самому себе. Умылся, поел. Побарабанил в дверь, помня об обещании Бадхена помочь чем можно.
Открыл на этот раз Женя. Про себя я решил называть его исключительно иудой.
— Что тебе принести, Адам? — спросил он мягко. — Твою совесть и нож, который ты мне воткнул в спину. Хотя нет, совесть не нужно — все равно не найдешь. — Ну перестань — сказал он подавленно. — Ты клялся мне, что это не ловушка, Женя. Но ведь знал, куда меня заманиваешь? — Знал. — Знаешь, кто ты, Финкель? Ты — благородный мудак. У тебя внешность и манеры святого, но гниль из тебя прет… — Да понял я, Адам — сказал он тихо. Мне было еще дохуя что ему высказать в лицо, но я замолчал. И так все было понятно: до поры до времени Женя был готов играть в гуманиста — пока Бадхен не дернет за поводок и не прикажет: «К ноге! Фас! Апорт!» — Принеси мне сигарет. И газет побольше. Лучше, конечно, если бы мне вернули мой телефон, но наглеть я не стал.
Женя принес пару пачек и зажигалку, а еще ящик с газетами различной давности. Я молча принял у него все и спустился вниз. Разговаривать с иудой не хотелось.
====== Глава 29 ======
Глава 29
Пока Шаари продолжал спать, я прошелся по всем главным новостям за последние полгода. Что я мог сказать: цитата «то, что видно вблизи, издали не видно»*, оказалась правдива как никогда.
За последние шесть месяцев премьер, видимо, жил по принципу «после нас хоть потоп». Обсуждались проектирования пограничной стены вдоль религиозных и светских секторов — правительство даже опубликовало тендер на строительный проект. Обсуждался законопроект о смертной казни — включая вероятность аутсорсинга — проведения смертной казни для других стран на территории Израиля. Казалось, Шаари искал любую возможность легально убивать людей. Как ни странно, последний закон не приняли в штыки — по крайней мере, уличные опросы показывали что народ, в принципе, не против, с условием, что будут казнить исключительно убийц, террористов и насильников-педофилов. Разумеется, каждый был уверен, что его-то никогда не засудят и не казнят по ошибке. А самое странное заключалось в том, что некоторые страны оказались совсем не против отсылать своих отпетых негодяев сюда — статья приводила список из шести европейских стран, работающих над поправками к мораториям у себя дома.
Я все листал и листал газеты, поражаясь кипучей энергии премьера. От увлекательного чтения меня отвлек стон из угла.
— Проснулись? — Пить… Я поднес Шаари чашку к губам. Он жадно припал к ней, осушил в одну секунду. Лицо его выглядело не лучшим образом — сероватое, осунувшееся. Губы шелушились, на висках опять выступил пот. Жарко… — Это ломка? — спросил я. — Что-то… вроде. Тяжело существовать… без животной энергии. Они давали очень много энергии, Адам… Вы не поймете, и слава богу, что так.
Шаари с кряхтеньем приподнялся на локте, пытаясь принять сидячее положение. Я подпер его к стене.
— Значит, и вам что-то перепадало? — Еще как! — он засмеялся и закашлялся. Я принес еще воды, напоил его. Вытащил пакет с остатками еды и скормил все, что там оставалось. По мере насыщения Шаари немного порозовел, и больше не напоминал страдающего холерой зомби. — Насчет передачи энергии… каким образом это происходило? — продолжал допытываться я. — Когда произносилось его имя, открывался канал между жертвой и — он замялся — бенефициаром. — – Бенефициаром? Это вы о Бадхене? — Точно. — И вам, получается, доставались крошки с царского стола. — Да. Много крошек — усмехнулся он. — А теперь вы уперлись рогом, и ни себе ни ему. Знаете, как русские говорят о таких как вы, Шаари? Собака на сене.
Он не ответил.
— Зачем вам нужно Древо? — я вспомнил, что давно хотел задать ему этот вопрос. — Упрощает ритуал. Вот и все. — А бессмертие? — А кому нужно такое бессмертие, Адам? — он пожал плечами — потеря памяти, потеря разума… Я бы сказал, что Древо либо отравили, либо когда-то разделили пополам, оставив в саду не самую удачную его половину. — А куда же пересадили вторую? — Откуда же мне знать? Это лишь предположение. Скорее, Бадхен отравил плоды, случайно или нарочно.
Я вытащил из-под груды газет сигареты.
— Вы собираетесь курить прямо здесь? — он нахмурился. — А где же еще? Окно заблокировано, на улицу мне выйти не дадут. Я ожидал, что Шаари начнет скандалить и требовать соблюдать чистоту воздуха. Вместо этого он протянул руку. — Дайте мне тоже одну. — Вы курите? — Нет, но никогда не поздно начать. Я протянул ему сигарету, зажег огонь. Никогда еще с моей подачи никто не начинал курить. Интересное ощущение.
Он затянулся и закашлялся. Потом опять затянулся, и так и скурил всю сигарету, кашляя.
— Пить… — А ссать вам не хочется? Вы пьете как верблюд, Шаари. — Хочется — пробормотал он. Кое-как поднялся и побрел к туалету. Я курил, глядя в стену, и слушал, как он льет мощную струю в недра белого унитаза. Моет руки и, шаркая, бредет обратно. — Вам надо почаще мыться — сказал я ему, когда он улегся обратно на свое место — и так жарко, а вы потеете, как… бегемот. — От бегемота во мне мало что осталось — сказал он, разводя руками. Рубашка висела на нем еще сильнее, чем пару дней назад. Скоро от него ничего не останется. — Чем закончится ваша забастовка? — спросил я — ломка закончится, все вернутся по местам? — Для Бадхена, наверное, да — разве что он немного свихнется, но это будни незаметно на фоне его общего состояния — он дернул уголком рта, показывая, что шутит. — А для вас? — Для меня все закончится немного более плачевно. — Это еще почему? Шаари глубоко вдохнул и выдохнул. Кажется, его опять клонило в сон. — У вас нарколепсия, что ли? — предположил я. — Сил не хватает, чтобы поддерживать жизнь. Спячка временно помогает. Но ненадолго. — Неудивительно — фыркнул я — столько лет сидеть на диете из человеческих душ. Мне вас не очень жаль. — Не только в этом дело, Адам — он зевнул — я был создан Шаари с одной целью — служить ему поставщиком энергии в тот период, когда он был наиболее уязвим и нестабилен. Не думаю, что ему удастся это снова. Весь смысл моего существования заключался в одной-единственной задаче: накачивать его энергией душ. — Но ведь вы этого больше не делаете. — И поэтому смысла в моем существовании больше нет — он снова зевнул. — Так вы, получается, устроили тут пролонгированный суицид? — Ммм — он прикрыл глаза. — Вот черт… Моти, мне скучно одному! Не спите, чтоб вас! Поздно. Он уронил голову на локоть и мерно задышал.
Я из чистой мести выкурил пару сигарет прямо у него над головой, а потом удалился к облюбованному месту возле лестницы. Утром я надеялся застать Бадхена и уговорить выпустить на свободу.