Утром болела голова. Да что там болела — трещала по швам! Я с опаской заглянул в чашку, но она, слава всем богам, оказалась пуста. Я пробрался к крану и выпил чашек шесть воды, не меньше. Взглянул в свое страдальческое отражение в зеркале и чуть не отшатнулся — на меня смотрел упырь с синяками под глазами и зеленоватой кожей.
— Не умеешь пить — не пей — пробормотал себе под нос. Кое-как почистил зубы, бриться не стал.
Еды на лестнице пока не было, но оставались вчерашние багеты и сыр, и я через силу позавтракал, погрузившись в тяжелые мысли.
То, во что превратилась моя жизнь с некоторых пор, трудно было осознать. Я стал пленником двоих демиургов, сокамерником морока-убийцы. У меня имелась светлая и просторная квартира в одном из красивейших городов Европы, но она пустовала, а сам я влачил жалкое существование в сыром подвале демиурга-наркомана.
Почему я поверил Жене? Голова нещадно болела, но я насильно заставлял себя думать. Почему я поехал с ним, хотя знал, подсознательно отчетливо понимал, что это ловушка? Была же какая-то веская причина.
Наконец мозг поднапрягся и выдал правильный ответ.
Я хотел видеть Бадхена.
Как ни странно, последние пару дней это желание притупилось. Я все еще мог вызвать в воспоминаниях ощущение того безграничного счастья на море, но это словно было не со мной… либо же острота ощущений притупилась. В конце концов, фальшивые чувства не могут волновать душу вечно.
Но факт оставался фактом — я приехал ради Бадхена.
— Осел, какой же ты осел… — простонал, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать раздавать самому себе тумаки. — Из-за чего сокрушаетесь, Адам? — раздался позади меня хриплый голос. Я резко обернулся. Шаари сегодня тоже выглядел как упырь, и это радовало. — Из-за глупости своей. — А. Принесите попить. Он выпил пару чашек, потом с трудом поднялся на колени. — Мне надо в туалет. — Сами доберетесь? — Нет. Я подтащил его к унитазу и оставил там. — Наслаждайтесь. — Адам… — позвал он через несколько минут. — Чего вам? — Мне надо умыться. Кажется, меня похитили, чтобы превратить в бесплатную сиделку для морока.
Я стиснул зубы и принялся его раздевать. Кажется, за последние дни Шаари исхудал еще больше, сравнявшись со мной в телосложении, разве что был выше.
Спустя минут десять не самой приятной процедуры на свете бывший премьер стал чист и свеж, а я наоборот, взмок насквозь. Майка прилипла к спине и воняла.
— Теперь посидите в стороночке, пока дядя Адам тоже искупается — буркнул я ему. — У вас красивое тело — сказал он, даже не подумав отвернуться. — Угу. Я облил себя с головы до ног водой, кое-как намылился и продолжал обливаться, пока кожа не перестала скользить под пальцами. Замочил в раковине всю грязную одежду, облачился в чистую белую майку и шорты цвета хаки. — Вам бы тоже одеться, Шаари. Или ждете, что нянечка вас оденет? — Жарко… Я подошел к нему с комплектом одежды, и только сейчас заметил, что у него стоит. — Все-таки для умирающего вы удивительно бодры — прокомментировал, протягивая ему одежду.
Он молча оделся и даже сам вернулся на свой угол.
— Вам нравилось быть премьером? — спросил я, когда мы устроились на своем обычном месте. — Власть не может не привлекать — он заложил руки за голову, глядя в потолок. — Что же вас так привлекало? — Ощущение вседозволенности. Подобострастие окружающих. Наверное… свобода? — Свобода? Вы хоть в туалет могли отлучиться без телохранителей? — Вы интроверт — хмыкнул он — Отсутствие возможности остаться наедине с собой пугает вас. Мне же это никогда не мешало. — Ладно, проехали. Зачем же вы людей распихали по гетто? — Они и сами, как видите, были не против. Разгородились друг от друга, понаделали местных законов… я просто им не мешал, в отличие от предыдущих лидеров. После выборов ко мне подошел один молодой человек… Смотрич, знаете такого? Его мечтой было превратить Израиль в галахическое государство. И она отчасти сбылась, эта мечта. А насколько это делает их жизнеспособными — не моя забота… уже не моя. Они сами выбрали свой путь. — Но ведь это уже не одна страна, не один народ. Шаари повернул ко мне голову. — А вас, Адам, это, простите, каким боком ебет? С каких это пор вы так печетесь о народе?
Я заткнулся. Он прав, мне плевать на народ. Но отчаянно хотелось вывести его из себя, заставить злиться и оправдываться. Сам не знаю, почему.
— Вы сами убивали людей в храме? — начал я, но он меня перебил. — Давайте поменяем тему. Почему вы ходите на побегушках у Бадхена? Это такой вид мазохизма? Что вы получаете от этого? — Я уже три года не ходил, как вы выражаетесь, на побегушках. — Да? И где же вы были все это время? — В Чехии. — А потом Бадхен поманил вас пальчиком, и вы прибежали в наши палестины. — Скорее, меня заманили обманом. — Обманываете, Адам вы сами себя сейчас. Никто бы не заманил вас, если бы вы сами того не желали. Его слова отдались эхом моим недавним мыслям, и это было неприятно. — Вижу, вас привлекают демиурги. Любите власть имущих? — безжалостно продолжил он. Я не ответил. — Наверное, мне следовало воспользоваться своим положением, когда имелась возможность. Отдались ли бы вы мне в бежевом кабинете? Точнее, отдались ли бы премьер-министру на его рабочем месте? — Не несите чушь. — Я просто пытаюсь понять, к кому именно из них двоих вы питаете особые чувства — к псу или его хозяину? И знаете, что я думаю?
Я демонстративно молчал, но ему и не нужны были мои реплики.
— Думаю, что вы всегда ластились к тому, кто сильнее. Я прав?
Вместо ответа я подошел к раковине, набрал полную чашку воды, взял с пола грязную футболку и набросил на лицо Шаари.
— Что?.. — он попытался вырваться, но я сел верхом на него, зажав ему руки между колен, и начал лить воду на скрытое футболкой лицо. Полноценной пытки не вышло — воды в чашке вмещалось слишком мало для этого. Но результат был — моя злость остыла, сменившись отвращением самому к себе. Я выпустил Шаари, сдернул с лица футболку, стараясь не глядеть в его подернутые паникой глаза. — Лучше спите. Так оно лучше — по крайней мере, спящего вас я не так сильно хочу убить.