- Да вы чего, ребята? - усмехнулся Млад, глядя, как быстро они натягивают валенки и полушубки.
Миша вдруг схватил его за руку и быстро заговорил:
- Это он по мне воет. Слышишь, Млад Мстиславич? Он по мне воет! Он смерть издали чует. Так и вижу себя мертвым… Лежу в спальне, глаза закрытые - и пес за окном воет… И ты рядом на полу на коленях стоишь…
- Типун тебе на язык, - сплюнул Млад, - глупости не говори.
- Да не пугайся! Перед испытанием все о смерти думают! - Добробой, открывая дверь, хлопнул Мишу по плечу так, что тот пошатнулся и едва не упал.
Хийси сидел перед будкой черным силуэтом на белом снегу, запрокинув морду к небу: шея неестественно вытянулась вверх. Вой исходил из его груди, сотрясая собачье тело, словно тот всхлипывал.
- Хийси! Ты чего? - окликнул Млад.
Пес не отозвался, продолжая выть.
- Чует что-то… - прошептал Добробой.
- Давайте-ка вокруг дома обойдем… - Млад спустился с крыльца. - Показалось же мне, что кто-то к нам идет.
Добробой не отставал от него ни на шаг, словно стражник. Ширяй взял Мишу за руку, сходя вниз.
Но возле дома никого не оказалось, да и снегу навалило под самые окна - незамеченным никто к стене подойти не мог. Кусты сирени и жимолости вокруг не могли укрыть человека - слишком прозрачны были и белы от инея, - да и за высокой черемухой не спрячешься: тонкая. Млад направился в сторону расчищенной дорожки к университету, вглядываясь в темноту, - любая тень на снегу бросалась в глаза. Столбики коновязи тонули в высоком сугробе; три елочки, посаженные несколько лет назад, грелись под снегом, точно под белой шубой - одной на троих; черный колодец домиком торчал из снега; скамеечка около него притулилась под сугробом, и что-то было не так в ее тени… Млад направился к колодцу: человек лежал, прислонившись к срубу плечами, и прижимал руку к груди, словно хотел расстегнуть тулуп, но не успел.
Сначала Млад решил, что человек мертв: слишком неестественным выглядел он, лежа в снегу на лютом морозе, слишком неподвижным.
- Нашел, - пробормотал Млад, подходя поближе, и тут же, как по приказанью, смолк Хийси.
- Да это же Пифагорыч! - ахнул Добробой.
- Он умер? - спросил Миша, который продолжал держаться за руку Ширяя.
Млад склонился над стариком и уловил еле слышное тепло его дыхания.
- Нет. Добробой, поднимем его. Только осторожно… Ширяй, вы с Мишей за ноги его берите.
- Не надо, я сам его донесу, - Добробой отпихнул Млада в сторону.
- Не вздумай. Сказал же - осторожно.
Они отнесли Пифагорыча в дом и уложили на лавку, Ширяй побежал к врачам. Однако в тепле старик быстро пришел в себя и тут же попытался сесть.
- Лежи, Пифагорыч! - Млад потихоньку похлопал его по плечу. - Лежи спокойно. Не душно тебе?
- Тошно мне, вот что я тебе скажу! Тошно мне и жить не хочется! Видеть этого не хочется! - Пифагорыч отодвинул руку Млада и сел на лавке: лицо его исказила гримаса боли, и задергался угол губы.
- Ты не горячись…
- Не горячиться? Я уже не горячусь… - Пифагорыч опустил голову на грудь. - Три четверти века! Семьдесят пять лет в университете! Не ждал я… Не ждал такого…
По темной морщинистой щеке покатилась слеза.
- Может, меду погреть? - спросил Добробой, мявшийся за спиной Млада.
- Не надо меду, - покачал головой Млад, - мятной настойки давай. Есть у нас мятная настойка? И корешков валерьяновых.
Добробой кивнул и полез на полку. Рука старика непроизвольно потянулась к груди, он вцепился пальцами в большую пуговицу так, что их кончики побелели. Неожиданно рядом с ним присел Миша.
- Дедушка, давай я помогу, - он принялся расстегивать тугие пуговицы тулупа. - Ты не плачь, дедушка…
- Да не плачу я, - прошептал старик, погладив Мишу по голове, - что мне плакать?
- Лег бы ты, Пифагорыч, - снова посоветовал Млад.
- Что мне лежать? Належусь еще, - старик приподнял глаза. - Что-то нехорошо мне стало. Шел к тебе, да прихватило меня по дороге. Дай, думаю, посижу на скамеечке…
- Хийси благодари. Если б не он, так и пролежал бы в снегу до утра.
Миша помог старику снять тулуп и сидел рядом, заглядывая тому в глаза.
- И пролежал бы… - Пифагорыч сжал зубы. - Лучше бы пролежал! До такого позора дожить!
- Говорил я тебе - не ходи к ректору, - Млад покачал головой.
- Да леший бы с ним, с ректором! Сказал я им все, что думал. Об них да о боярах. Выслушали - а куда бы делись? Я им в отцы гожусь! Посетовали мне на трудную жизнь, совета спросили. Не послушают они, конечно, моих советов… Хорошо, не перебили.
Добробой мятной настойки не нашел и начал раздувать огонь в плите - заварить сухую мяту. Млад дал Пифагорычу валерьяновый корешок.