- Да что ж с тобой тогда? Чего расстроился-то?
- Студентов по дороге встретил. Уж не знаю, с какого отделения, - не разглядел. Не наши. Пьяные, шальные. Стекла били в сриптории!
- Ну, Пифагорыч, ты от них слишком много хочешь, - улыбнулся Млад. - Безобразие, конечно, но это не самое страшное. Завтра бы дознались и вставили на место. Сам-то в молодости не озоровал?
- Озоровал. Но ты б мимо прошел? Вот и я не прошел. А они ко мне повернулись: ну сущие звери! Хохочут, скалятся, свистят! Иди, говорят, дед, подобру-поздорову, тебя не спросили! Я им - да как не стыдно вам? А они… они… - голос Пифигорыча дрогнул, и он закрыл лицо руками, - снежками, палками, камнями… Думал - убьют. Нет, насмеялись только…
Млад сжал зубы:
- Разглядел хоть кого?
Старик покачал головой.
- Дознаюсь, - кивнул ему Млад, - не переживай - дознаюсь.
- Не в этом дело… - всхлипнул старик. - Три четверти века… Никогда такого… Не озорство это.
Миша смотрел на деда широко открытыми глазами, и на них потихоньку наворачивались крупные слезы.
- Да уж понятно, что не озорство, - хмыкнул Млад.
- Словно не люди они. Словно зельем их опоили… Не могут наши студенты так… Как с цепи сорвались!
Миша всхлипнул вслед за стариком.
- Разберемся. Вот увидишь, завтра явятся прощения просить, - Млад похлопал Пифагорыча по плечу.
- Ненавижу! - вскрикнул вдруг Миша, вскочил и затопал ногами. - Ненавижу таких! Что толку прощения просить? А если бы дедушка замерз? У кого бы они прощения просили?
Млад не ожидал от него такой вспышки, хотя перед пересотворением все возможно. Тут дверь распахнулась, и в дом ввалились два молодых наставника с врачебного отделения.
- Ненавижу! - повторил Миша, с треском рванул воротник рубахи костлявой рукой, раз два со всей силы ударил кулаками по столу и упал обратно на лавку, тяжело дыша и обливаясь потом.
- Ого, - присвистнул один из врачей, - несладко тебе тут, Млад Мстиславич…
- Да что ты, деточка… - испугался Пифагорыч, - да что ж ты так…
- Ничего! Ничего! Не трогайте меня! Никто меня не трогайте! - зарычал парень и рванулся в спальню.
- Да что ж он… - Пифагорыч беспомощно посмотрел ему вслед и схватился за сердце, - что ж с ним такое?
Из спальни донесся долгий, пронзительный стон.
- Ничего. Я сейчас. Извини, Пифагорыч, - Млад поспешил за Мишей, надеясь уговорить его выйти из дома.
Но стоило ему приоткрыть дверь, тот вскрикнул:
- Не подходи ко мне! Слышишь? Не смей ко мне подходить! Оставь меня в покое!
- Я не подхожу, - Млад выставил руки вперед, - не подхожу. Но лучше тебе на дворе, не здесь… Принести шубу?
- Нет! Уйди! Уходи же!
Млад кивнул и прикрыл дверь. И тут же услышал грохот падающего тела и сдавленный, хриплый крик. Он выругался и кинулся обратно в спальню.
Глава 6. Дана
Врачи увели Пифагорыча домой, в сторожку, Добробой пошел к нему ночевать, Ширяй так и не появился: наверное, отправился к своим друзьям-студентам. Миша спал и должен был проспать не меньше трех-четырех часов. Млад не хотел оставлять его одного, но время шло к полуночи, а он так и не зашел к Дане… Сегодня ему невыносимо хотелось ее увидеть.
Дана была удивительной женщиной. С самого начала. Когда-то она стала единственной девушкой-студенткой университета. А потом - единственной наставницей, читала лекции по праву.
Она очень хорошо одевалась, как боярыня. Многие считали худобу ее недостатком, но для Млада она была хрупкой. Ее руки напоминали ветви березы - такие же длинные и гибкие. Она вся напоминала березу - тонкую и высокую. А лицо… Млад всегда находил ее лицо очень красивым, хотя кто-то мог бы с ним и не согласиться. Особенно ее глаза - огромные, с длиннющими черными ресницами, такими пушистыми, что казались ненастоящими. И короткий нос, и маленькие, как будто припухшие, губы…
Он трижды звал ее замуж, но она неизменно отвечала:
- Чудушко мое… - и кашляла, - за кого замуж? За тебя замуж? Два наставника - это слишком для одного дома. И потом, куда ты денешь своих учеников? Нет, Младик, замуж я не хочу. Тем более - за тебя. Ты совсем не приспособлен к жизни. И я тоже.
Они больше десяти лет были вместе: Дана и этим отличалась от других женщин, она не боялась, что станут о ней говорить, и Млад ночевал у нее, когда ему вздумается, и приходил открыто, не прячась и не озираясь по сторонам.
Прислушиваясь к сопению Миши в спальне, Млад надел валенки на босу ногу, накинул на плечи полушубок и потихоньку выскользнул за дверь.