Гай Хейли
ВЕЧНЫЙ КРЕСТОНОСЕЦ
НОВЕЛЛА
ПЕРВАЯ ГЛАВА
ЗАВЕРШЕНИЕ КРЕСТОВОГО ПОХОДА
На краю галактики плыл металлический собор, величественное здание удивительной красоты, возведённое не в честь мирных богов, а во имя войны.
Десять тысяч лет он путешествовал среди звёзд, даруя поровну разрушение и спасение. Враги человечества быстро научились бояться его, как и тех, кто его защищал. Война шла за кораблём, словно ночь следует за днём.
Его называли «Вечный Крестоносец»: огромная десятикилометровая боевая баржа, самая мощная из когда-либо созданных в своём классе, чей киль заложили невероятно давно. Борта и устремлённый вперёд хребет «Вечного Крестоносца» украшали орудия смерти; его ангары стали орлиными гнёздами для ангелов войны, готовые открыться в любой момент и обрушить чемпионов человечества на погружённые во мрак миры. Столь много веков прошло с тех пор, когда другие его собратья прекратили или отвернулись от крестового похода Императора, чтобы организовать шаткую оборону против всеохватывающей тьмы — но «Вечный Крестоносец» продолжал сражаться за несбывшуюся мечту.
Он был древним и ослабленным веками службы, в сравнении с былыми славными днями его коридоры и залы пришли в запустение, но сердце осталось сильным, а реактор пульсировал жаром. Он по-прежнему плыл, кровавый и яростный, в покинутые или забытые уголки космоса, сражаясь против ксеносов, еретиков и тварей варпа, и провозглашал их владениями самого Императора.
Его мрачными хранителями были Чёрные Храмовники, Рыцари Дорна. Они считали себя истинными избранниками Императора среди всех сыновей примархов. Они и только они видели дальше мифов и историй своих собратьев, и признавали божественность за человеком, который создал их.
Они считали ироничным то, что другие Адептус Астартес не могут постичь правду, так легко принятую меньшими людьми, защищать которых было их предназначением.
Чёрные Храмовники никогда и ни при каких обстоятельствах не прекратят свой крестовый поход, пока последний полководец ксеносов и последняя враждебная человеческая цивилизация не будут повергнуты или они погибнут пытаясь.
Омытый кровью, закалённый провалом древней мечты дух «Вечного Крестоносца» был старым и свирепо воинственным. Если бы его мысли обрели плоть, он не стал бы заботиться об идеалах чести или поклонения, а думал бы только о войне и сражался бы в первых рядах этой войны. Никто не мог сказать, как его хозяева относятся к подобной двойственности. Корабли не говорят, а если у Чёрных Храмовников и есть подозрения насчёт духа «Вечного Крестоносца», то они всё равно не скажут. Адептус Астартес ревностно относятся к своим тайнам.
На самом деле целеустремлённость и вспыльчивая натура Чёрных Храмовников хорошо гармонировали с характером гневной души «Вечного Крестоносца». В конечном счёте, они были точно такими же: оружие, выкованное для войны, которую проиграли сто веков назад, оба изъеденные временем, оба несмотря ни на что упрямые. И этого достаточно.
«Вечного Крестоносца» остановили на орбите ядовитого мира, омытого светом далёких звёзд, на границе досягаемости Астрономикона. Каждая его надстройка скрипела от сдерживаемого напряжения. Его главным неисполненным желанием было сбросить оковы гравитации и устремиться вперёд, всё дальше, дальше и дальше!
Он не мог. Его дух был по-своему силён, но он не обладал ни волей, ни способностью действовать.
Внутри холодных покоев повелитель штурманов корабля размышлял о войне, которую он не мог признать выигранной, и поэтому «Вечный Крестоносец» был вынужден бездействовать.
Беспокойно он ждал своего часа.
Крестовый поход Звёзд Вурдалаков закончился.
В своём личном святилище на борту «Вечного Крестоносца» Хелбрехт, верховный маршал Чёрных Храмовников наблюдал за бомбардировкой последней планеты циторских извергов.
Он стоял в куполе из бронированного стекла, который выходил из украшенных галерей. Стекло мерцало справа и слева в точной геометрической процессии. По искусно исполненному замыслу в окнах запечатлели героев его ордена, которые навсегда подняли мозаичное оружие против вечной ночи. Внутри было темно, звёздный свет не проникал сквозь стекло — тени в Галлериа Астра оставались глубокими.
И всё же купол был прозрачным и использовался для свободного просмотра. Во время сражений его защищали рифлёные ставни, сейчас их убрали в металлические опоры, словно веки чудовищного фасеточного глаза.
Оружейный сервитор и три благородных неофита снимали с магистра ордена доспех. Стояла тишина, было слышно только дыхание Хелбрехта, шум электроинструментов, быстрые мягкие шаги за спиной, приглушённый лязг бронзовых пластин, которые снимали и уносили в дальнюю часть галереи, и отдалённый непрерывный грохот орудий корабля, опустошавших неубиваемую планету.
Империум не знал её название, но для Хелбрехта она стала 9836-18 — восемнадцатой планетой, покорённой 9836-м крестовым походом Чёрных Храмовников. Они дали ей кодовое обозначение «Могильное Ядро». После её уничтожения не останется никакого имени.
Странный синий мир с холодной и токсичной атмосферой — средний газовый гигант похожий на Нептун Солнечной системы. Совершенно бесполезный для человечества и непригодный для обитания. Он слишком далеко находится от любой планеты Империума, чтобы добывать полезные ископаемые из его густого воздуха; и даже слишком далеко от любых других мерзких рас, чтобы они использовали его. Хелбрехт имел право покинуть это место.
Он отказался.
Он ненавидел Могильное Ядро с фанатичной яростью. Ненавидел, потому что это был дом отвратительных циторов. Но больше всего он ненавидел планету за то, что когда Чёрные Храмовники явились принести правосудие Императора её отвратительным обитателям, она оказалась пустой, заброшенной гробницей. И выглядела покинутой тысячи лет назад, чего просто не могло быть. Циторы бежали именно сюда — ауспики Храмовников сообщали об этом предельно ясно. Планета должна была стать для ксеносов полем последней битвы. Но вместо блистательной победы Чёрные Храмовники высадились на платформы, стоявшие на якорях в небесах, чтобы найти… ничего.
Плитоподобные мышцы Хелбрехта напряглись. Один из неофитов вздрогнул, прервав размеренную работу.
Добыча обманула верховного маршала, и он приказал уничтожить Могильное Ядро. Планета была такой же неправильной, как и сами изверги, и её было необходимо сжечь. Но она не умирала. При обычном ходе вещей атмосфера должна была воспламениться от интенсивного орбитального обстрела. Модифицированные термоядерные бомбы устремлялись вниз через равные интервалы времени, безмолвно взрываясь на заданной глубине в густом газовом слое планеты. Их оранжевое сияние померкло; всемирный пожар так и не вспыхнул. Разве что только облака горели неохотно и странно. Кружившиеся синие вихри проносились в стратосфере. Не более разрушительные, чем высотные молнии, они вызвали странное сияние в радиоактивной короне планеты. Они танцевали, дразня Хелбрехта своей живучестью.
Почему она не горела?
Ни одна глориана не сопровождала завершение крестового похода. На флагмане Хелбрехта царила меланхолия. Слуги работали спокойно, снимая части доспеха настолько мягко насколько это было возможно. Ни один не осмеливался заговорить с ним. Сначала плащ, затем наплечники и тяжёлый силовой ранец, который унёс безропотный сервитор. Затем отстегнули поножи и наручи, осторожно отвинтив друг от друга и отсоединив от тела. Они работали быстро. Верховному маршалу это пришлось не по душе; без брони он чувствовал себя уязвимым перед своим позором.
«Прости меня, Император, за то, что я подвёл тебя, — подумал он. — Покарай меня за некомпетентность».
Никакой кары не последовало. Магистр жаждал найти новую битву. Он начал бы действовать прямо сейчас, но ритуал требовал разоружиться, молиться и покаяться.
Хелбрехт владел своим телом с давно отработанной лёгкостью, он поднимал руки или перемещал вес, помогая слугам. В остальном он не обращал на них внимания, как не обращал внимания и на острую боль, когда вытаскивали интерфейсные штыри. Он не обращал внимания ни на что, кроме своего гнева и стыда. От них он не мог скрыться. В окнах купола его отражённое лицо наложилось на планету. Благородное и суровое, непроницаемое, как каменная скала, закалённое суровой трансформацией в Адептус Астартес и неослабевающей войной. Мало кто мог понять, глядя на него, что он думает. Хелбрехт был сдержанным человеком.