Когда я вышла из улья, Эвностий объяснялся с Корой. Он стоял перед ней на коленях, этот несравненный минотавр с пышной гривой и прекрасными рогами, молодой, сильный и нежный, а она, как белый лотос, склонилась над ним и гладила его по голове.
– Ты выйдешь за меня замуж и будешь жить в моем дереве?
– Да, Эвностий. Ты спас мне жизнь.
Я заглянула ей в глаза, но не увидела там Эвностия. Я увидела ее мечту. И еще я увидела смерть.
Часть II
ЭАК
Глава VIII
Дерево Эвностия буквально ходуном ходило от приготовлений к свадьбе. Он хотел набрать цветов и увить ими свой дом, но передумал. Кора не любила, когда срывают растения. Все цветы остались на своих прежних местах: шиповник и водосбор – в саду, желтый гусиный лук – на любимой лужайке Эвностий. Но медведицы Артемиды все же повесили на окна гирлянды из черных ягод гибискуса, а из красных изготовили большое сердце и прикрепили его над дверью. Эвностий сам приготовил пиршество, а я и несколько кентавров помогали ему. Столы ломились под запеченными сонями и жареными дятлами, медовыми лепешками и караваями пшеничного хлеба, посыпанными семечками подсолнуха. А несчастный жирный Партридж сделал вино из луковой травы. Эвностий принял его с благодарностью и тут же отставил в сторону, чтобы не перепутать с другими винами и пивом. Но в воздухе пахло не только яствами, стоящими на столе, из подземной мастерской тельхинов также неслись ароматы: легкий, тонкий – мирриса и сандарака, крепкий и пряный – лаванды, душицы и тимьяна.[26]
Эвностий ждал. Все еще было впереди: придут друзья, жених вместе с ними отправится за невестой в ее дерево, Хирон совершит обряд венчания, и жених с невестой вступят в брачные отношения в бамбуковом доме, а мы, гости, будем бражничать в саду и громко выкрикивать неприличные шутки. Эвностий ждал, а так как большинство женихов испытывают примерно такое же волнение, как дриада при виде топора, я ждала вместе с ним.
– Эвностий, – сказала я, заметив, как подергивается его хвост, – у тебя же большой опыт – королева пчел и все эти дриады. Тебе нечего бояться.
– Но Кора, она такая неземная, – ответил он. Я уже начала порядком уставать от неземных свойств Коры.
– Обращайся с ней как с обычной женщиной. Именно это ей и нужно.
– Эвностий, Зоэ, вы слышали новость? – Подбежавший к нам Партридж пыхтел даже больше обычного.
– Как мы можем тебе ответить, ведь ты нам еще ничего не сказал?
– Мужчина, критянин. Прямо здесь, у нас, в нашей стране. Попал сюда через проход между скалами. И еще – он ранен!
– Он нарушил договор, – сказала я. – Хирон придет в ярость.
– Наверное, он был в невменяемом состоянии, – предположил Эвностий, явно вспоминая свои недавние раны. – Зоэ, встреть моих гостей. Я пойду помогу ему.
– В день собственной свадьбы?
– А если бы ты не помогла, когда меня избили паниски?
– Ладно, – проворчала я. На самом деле я не такая бессердечная, как кажется. Но мне вспомнились видения Коры.
В одном из внутренних дворов Кносского дворца[27] грустил Эак, брат критского царя Миноса. Он опустил руку в пруд с серебристыми рыбками. Пальмы склонили над ним тяжелые ветви, и листья их были похожи на огромных зеленых многокрылых птиц. Крокусы золотым руном покрывали землю. Египтяне живут прошлым. Они смотрят на пирамиды и тоскуют по утраченному величию. Ахейцы живут будущим. Они любуются своими колесницами, их бронзовыми колесами и мечтают о завтрашних битвах. А критяне живут настоящим. Они, как голубые лотосы, застыли в неподвижных водах времени, спокойные и радостные. Их не мучают воспоминания и не волнуют ожидания. Счастливые люди. Эак же был самым счастливым и красивым из всех. Он обладал всеми королевскими привилегиями, а бремя власти его еще не коснулось. Но сейчас Эак грустил, и придворная дама Метопа смотрела на него с удивлением. Она находилась в самом расцвете своей красоты, ей очень шла пышная, расширявшаяся книзу юбка, а грудь ее, похожая на созревшие дыни, была обнажена и горделиво вздымалась.
– Эак, – сказала она, – сегодня вечером придворные дамы будут танцевать на берегу Кайрата танец Журавля. А потом они выберут себе любовников из числа мужчин, пришедших посмотреть на них. Ты придешь?
– Нет.
– Нет? – повторила она, не поверив. – Я тебе больше не нравлюсь?
– Мне сейчас никто не нравится.
– Жестокий Эак. Ты говоришь, как хетт, а не как критянин. Разве у меня появилась хоть одна морщинка с тех пор, как я в последний раз смотрелась в зеркало?
Он пристально взглянул на нее и заметил легкую сеточку морщин под глазами. Но теперь он уже заговорил как истинный критянин.
– Нет, дорогая Метопа. У тебя нет ни старых, ни новых морщин. Дело не в тебе, а во мне. Твое лицо такое же гладкое и розовое, как раскрытая раковина, только гораздо более нежное. Просто я был где-то в другом месте, далеко отсюда.
– Где, Эак? Где, кроме Кносса, ты можешь еще быть? В Фивах, Мемфисе, Вавилоне?..
– Не знаю.
– Приходи посмотреть на танец. Ты опять будешь вместе с нами. И вновь будешь смеяться.
– Хорошо, я приду.
Его не удивило ее приглашение. В Кноссе женщины так же смелы в любви, как и мужчины. Кроме того, он уже не раз был близок с ней и на лугу, заросшем златоцветниками[28], и на каменном ложе, устланном бесчисленными подушками, и даже, под влиянием вина, льстиво называл ее Матерью-богиней, вновь спустившейся на землю в облике смертной женщины.
Эак отогнал от себя грусть и засмеялся:
– Хорошо, я приду.
Она открыто, не смущаясь, смотрела на него, как смотрят женщины, привыкшие чувствовать себя равными с мужчинами.
– Тебе, Эак, очень идет смех, ведь твои зубы белы, как раковины на берегу моря. Глядя на тебя, я всегда думаю о щедрости и изобилии. Ты – как пышное гранатовое дерево, растущее в плодородной почве. Мы, критяне, невелики ростом – ты же кажешься огромным. Не потому, что бронзовый загар покрывает твою грудь, не потому, что твои щеки румяны, а смех мелодичен, как звук лиры, и руки, раздающие подарки детям, заботливы и добры, а потому, что ты сам – драгоценнейший дар. Знаешь ли ты, что тебя любят больше, чем твоего брата?
– Это несправедливо, – ответил он. – Мой брат – царь.
Эак вдруг почувствовал обиду за Миноса. И все же нельзя отрицать, что приятно, когда тебя любят. Именно тебя, всегда восхищающегося пурпуром багрянки, любующегося серо-голубым дельфином, испытывающего радость от смеха жнецов, идущих домой с ячменного поля. Тебя, который ненавидит уродство и набеги ахейцев на побережье Крита. Да, приятно быть любимым. Он грелся в лучах любви, как кот, уютно устроившийся на солнечном пятачке, прямо под световым колодцем, проделанным в потолке дворца.
– Твой брат – царь, но в нем есть что-то египетское. Он слишком много думает.
– А я?
– Ты – чувствуешь. Ты – настоящий критянин.
Он отодвинул локоны с ее лба и поцеловал. У нее была белоснежная кожа, которую она старательно оберегала от лучей жаркого критского солнца, спуская на лицо пряди волос, покрывая его толстым слоем косметики или прячась под зонтом.
– Я приду на танец Журавля.
Он посмотрел вслед ее удаляющейся в сторону дворца фигуре. Она была красива и вместе с тем нелепа – огромный, движущийся малиновый цветок. Как только Метопа скрылась в дверях, по обе стороны которых стояли каменные быки, он тут же забыл о ней.
Эак вздохнул и стал спускаться по гипсовым ступеням, пересек второй двор, мощенный булыжником, стертым тысячами ног, миновал парадный въезд и пошел через виноградники, все дальше и дальше удаляясь от дворца. Позади осталась тропа, протоптанная козами среди оливковых деревьев. Он, не зная, куда и зачем бежит, внезапно остановился в тамарисковой роще, прислонился к дереву, пытаясь подавить подступившие к горлу рыдания, и прислушался.
26
…неслись ароматы… сандарака… лаванды, душицы, и тимьяна – сандарак – вечнозеленое дерево семейства кипарисовых, алжирская туя; лаванда – род кустарников и полукустарников семейства губоцветных, медоносы, из соцветий получают лавандовое масло; душица – род многолетних трав семейства губоцветных, содержит эфирные масла, листья употребляются как пряность; тимьян (чабрец) – род полукустарничков семейства губоцветных. Применяются как пряно-ароматические и лекарственные растения.
27
В одном из внутренних дворов Кносского дворца – Кносский дворец – наиболее выдающийся памятник критской архитектуры. Именно его считали Лабиринтом, построенным Дедалом для царя Миноса. Дворец представлял собой сложное нагромождение сотен различных помещений и коридоров и казался зданием, из которого невозможно найти выход.
28
…луг, заросший златоцветниками – златоцветники – (асфодели) – корневищные лилиецветные с крупными красивыми цветами.