Не просто было даже получить весточку от семей, оставшихся во Владивостоке. Почта шла со случайными оказиями, телеграфа не было вовсе. Ну а радиостанции военных кораблей существуют, как известно, не для личных посланий. Впрочем, иногда приходилось делать исключения из правил.
Из моих прежних сослуживцев в новую базу перевели, в частности, Н. С. Ивановского (вскоре ставшего тут командиром дивизиона). Николай Степанович человек волевой, строгий к себе, но однажды он признался, что очень тревожится о жене - ей настал срок родить. Не колеблясь, я дал радиограмму в штаб 2-й морбригады (еще входя в ее состав, мы только с нею и имели связь): Прошу сообщить состояние семьи Ивановского. Вместо ответа по существу пришел фитиль: неправильно, мол, используете радиосвязь... Вас не понял, - радировал я и повторил запрос.
Скоро получили новую радиограмму: Ивановского родился сын, все благополучно. Надо ли говорить, как повеселел Николай Степанович.
А лодки наши плавали. Они несли дозорную, пли, как тогда говорили, позиционную, службу в новых районах, контролируя подступы к побережью, еще недавно совсем не защищенному с моря. Экипажи планомерно проходили курс боевой подготовки.
По некоторым справочникам наша бухта числилась незамерзающей. Однако лед здесь все же появлялся, хотя и не такой крепкий, как под Владивостоком. Не раз вспоминали оставшийся там ледокол капитана Штукенберга - он пригодился бы и тут. Но из положения так или иначе выходили.
Прибытие любого груза с Большой земли (так стали мы, хотя база находилась и не на острове, называть обжитые места, с которыми распрощались) означало всеобщий аврал. Сбор по сигналу, нечто вроде короткого митинга, чтобы объяснить задачу, - и все поголовно, независимо от должностей и рангов, отправляемся выгружать картошку, уголь или стройматериалы.
Строительные работы на берегу постепенно приняли широкий размах. Сооружение главных объектов - мастерских, зарядной станции, казарм, причалов было поручено военно-строительной организации, которую возглавлял И. В. Дозорцев (впоследствии - директор Промбанка СССР). Но мало где обходилось без участия экипажей лодок и Саратова.
Это было время, когда на Амуре строился Комсомольск. На тихоокеанском побережье возникали поселки, которым тоже суждено было стать городами. Наверное, если призвать на помощь фантазию, можно было представить, как вырастет когда-нибудь город и на берегах нашей бухты, как поднимутся вокруг нее террасами многоэтажные дома и раскинется тут большой порт...
Однако фантазировать, по правде говоря, было некогда. Обживая пустынную недавно бухту, мы всецело жили более скромной, но насущно важной в те дни задачей - обеспечить, чтобы здесь могли нормально базироваться подводные лодки.
С января 1935 года Морские силы Дальнего Востока стали именоваться Тихоокеанским флотом.
Быстрый его рост мы ощущали и на самих себе: весьма ускорилось по сравнению с обычным продвижение по службе. Командиры большинства поступавших в бригаду лодок были молоды и годами и особенно по стажу службы в этой должности. Нашей головной лодкой, то есть первой по порядковому номеру в новой бригаде - Щ-117 командовал П. П. Египко, недавний старпом у А. Т. Заостровцева. Впрочем, подходить к командирскому стажу со старыми мерками было уже нельзя. Опыт приобретался на Дальнем Востоке быстрее хотя бы потому, что плавали здесь круглый год. А повышенная боевая готовность обостряла чувство командирской ответственности.
Да и не только командирской! Ответственными за xoд учебы, несмотря на все трудности базирования в необорудованной бухте, лодки могли выполнять любые задачи, считали себя все.
Год назад корабельные рационализаторы помогли приспособить первые щуки для зимнего плавания. Теперь, в новой базе, мысль лодочных умельцев направлялась на изыскание возможностей производить на месте текущий ремонт.
Иной раз сам скажешь командиру или механику лодки:
- Придется, видно, отправлять вас ремонтироваться на завод.
Но в ответ слышишь:
- Постараемся, чтоб не пришлось. Вот обсудим у себя на лодке - и тогда доложим...
Ремонт на заводе давал экипажу возможность побывать в городе, а комсоставу и сверхсрочникам - пожить немного дома, с семьями. И всем этим люди жертвовали ради того, чтобы не выводить лодку из строя на лишние недели.
Больше года - пока не заработали мастерские на берегу - подводники могли рассчитывать кроме собственных сил лишь на небольшую механическую мастерскую Саратова, которой заведовал старшина Савенко. Работа там шла нередко круглые сутки, и какие только детали не выходили из-под золотых рук наших умельцев! Выручал опыт, приобретенный экипажами лодок при участии в монтаже, регулировке, испытаниях корабельной техники. Эту школу вслед за моряками первых дальневосточных щук прошли и остальные.
Подводную лодку Щ-124 привел в нашу базу Л. Г. Петров - еще один старый знакомый по Балтике. Кто из служивших на барсах в двадцатые годы не знал Леонида Гавриловича Петрова с Пантеры! Если и был на балтийской бригаде более авторитетный и опытный, чем он, лодочный боцман, то только знаменитый Оленицкий, участник Ледового похода.
Боцман Петров являл собою пример любви к морю, уважения к форме военного моряка и того, как надо на корабле работать. Представить его вне флота было просто немыслимо (Гражданской специальности не имею, - прочел я потом в его автобиографии, и даже в этой фразе почувствовал какую-то скрытую гордость). К концу моей службы на Балтике Петров, пройдя ускоренный курс военно-морского училища, плавал штурманом, а затем помощником командира лодки. На Тихий океан он прибыл уже командиром подводного корабля. Тоже молодым командиром, хотя годами и был старше комбрига.
Осваиваться в новой должности, привыкать к лодке иного типа Леониду Гавриловичу помогали семнадцать лет морской службы. А вот комиссаров на некоторые щуки присылали из сухопутных войск: политработников потребовалось на Тихий океан больше, чем могли набрать со старых флотов.
К нам на бригаду были назначены несколько выпускников общевойскового факультета Военно-политической академии - Скоринов, Кашин, Карпухин, Блюмкин... Всех их я вспоминаю с чувством глубокого уважения.