– За что воюем?
А действительно, за что? Поди объясни нижнему чину, ради чего он сидит в глубокой яме недалеко от местечка Крево, тогда как его родная Рязань Бог знает где. Был бы это настоящий, довоенной закалки солдат, который за свою полковую семью глотку был готов любому порвать – тем молодцам ничего объяснять не надо было… Так таких солдат всех закопали еще в четырнадцатом. Под знамена шли уже ратники второго разряда, крестьяне от сохи, которым армия, война – не почетная обязанность, не гордость, а бедствие, крах всей прежней нормальной жизни. Начали надевать шинели и те, кого раньше вовсе не призывали – девятнадцати-, двадцатилетние…
Да и офицеры пошли совсем уж не те, что в начале войны. Кадровых, как Шимкевич и Долинский, оставалось по пять-десять человек на полк, большинство повыбило. А в основном – выпускники ускоренных курсов и школ прапорщиков. Три месяца, и вперед, за веру, царя и Отечество. От офицеров в них только погоны на плечах. Многие не то, что держать себя в обществе – писать грамотно и то не умели. Появилась дурацкая, но, в общем-то, справедливая поговорка: «Курица не птица, прапорщик – не офицер». Как нижний чин станет уважать такого?
– Пришли. – Голос Долинского вывел Владимира из невеселой задумчивости. – Разрешите войти, господин полковник?
Комполка сидел в уютной, отлично обставленной штабной землянке. Ковры на полу и стенах, изящная мебель, даже граммофон, богатый иконостас в углу – и не скажешь, что хозяин этого жилища обитает на фронте. Офицеры доложились по форме, но Коломейцев в ответ только кивнул и сразу перешел к делу.
– Вот зачем я пригласил вас, господа. Из штадива мне сообщили, что завтра в наш полк ожидается визит кого бы вы думали?.. – Комполка выдержал игривую паузу, но офицеры молчали, и он продолжил:
– Самого командарма. Сами понимаете, начальствующие лица такого уровня гости у нас нечастые. И принять их нужно по высшему, так сказать, разряду.
– Я не вполне понимаю, господин полковник, – начал было Шимкевич, почувствовав, как Долинский недоуменно дернул плечом.
– Не понимаете? Я вам что, лично все растолковывать должен? – Комполка повысил голос, на его круглом, самодовольном лице зло вздыбились бровки. Выглядел он очень комично. – Ваши роты, господа, должны будут произвести демонстрационную атаку на германские позиции. Красивую, в полный рост, как полагается. А командарм будет наблюдать за ней. Проведет, так сказать, инспекцию. Что непонятного?
Штабс-капитаны молча переглянулись. В уставах не сказано, что офицеры после получения приказания могут молча переглянуться, но в этом случае движение получилось непроизвольным у обоих. Первым справился с ошеломлением Владимир.
– Но, господин полковник… Боевые участки наших рот приходятся на сильно укрепленную позицию обороны противника. Чистое поле, в котором расположено десять бетонных дотов! А перед ними – пятнадцать рядов наэлектризованной колючки… Атаковать такие укрепления в лоб – это значит бессмысленно погубить роту.
– Че-пу-ха, – безапелляционным тоном оборвал полковник. Наверняка таким же тоном он осаживал какого-нибудь зарвавшегося слушателя своей юридической академии. – По-вашему, безвылазно сидеть годами в окопах, ничего не предпринимая, – это более осмысленно? Командарм пожелает увидеть бодрые, активные войска, рвущиеся в бой. Войска, которые сметут на своем пути любые доты! А вы что предлагаете? Показать ему одуревших от скуки босых людей, которые уже забыли, как заряжать винтовку?
– Господин полковник, – чувствуя, как внутри него начинает подниматься что-то очень опасное, сжатым голосом проговорил Шимкевич, – эти, как вы выражаетесь, одуревшие от скуки люди держат на себе всю оборону в течение года. Без их героических усилий фронт сейчас проходил бы где-нибудь в лучшем случае под Смоленском. И бросать их сотнями на германские пулеметы и проволоку только потому, что командарму нужно показать активность, я не позволю!
По мере того, как Шимкевич произносил эти фразы, лицо Коломейцева становилось все более и более красным.
– Что-с?.. – наконец выговорил он свистящим шепотом. – Что вы изволили заявить только что, господин штабс-капитан?!
– Я сказал, что никогда не отдам такого приказа своей роте, – с ненавистью глядя на Коломейцева, негромко повторил Шимкевич.
В землянке повисла короткая пауза.
– Молчать! Мальчишка! – внезапно выкрикнул полковник глянцево-басовитым голосом и от души стукнул маленьким кулачком по столешнице, покрытой красной скатертью с бахромой. – Вы недостойны высокого звания русского офицера, штабс-капитан! Вы не просто трус, вы еще и не выполняющий приказы начальства трус!