Чтобы восполнять затраченное и продолжать свой вольный полет, им необходимо поглощать энергию и материю.
То есть другие звёзды… Значит, и планеты.
Значит, и жизнь. Значит, и разум.
Значит, нас.
Походя этак. Ненароком, даже не замечая.
Что самое обидное…
Немногие посвященные, обладающие полной информацией о грозящей нам участи, растерялись.
И разделились.
Большинство смирились с неотвратимостью.
Но некоторые уверяли, что видят чёрное на чёрном. Они призвали к сопротивлению. Они загорелись желанием дать отпор вселенским кочующим каннибалам, пожирающим наше жизненное пространство.
Пока у нас остаётся время…
Как это сделать, не представлял никто, в том числе и те, кто узрел чёрное на чёрном. Но именно они не дали прочим посвященным окончательно смириться. И сторонники Отпора неустанно призывали не выжидать пассивно, пока захватчицы доберутся до нас. Спустя считанные поколения наконец сожмут границы непроглядного и разрушат наше мироздание до основания…
И призыв достиг цели. Прочие устрашились даже не конца света, а того, КЕМ будут нас считать наши потомки, которым доведётся встречать чёрный апокалипсис лицом к лицу.
И проросли семена, упавшие в почву совести, щедро подпитанные чувством стыда. Постепенно все посвященные в тайну научились испытывать странное чувство.
Страх Небес.
И даже обычные ночи стали чёрной бездной, крадущей смысл жизни, взамен изливая в души смертоносное ощущение бессмысленности всего сущего.
По себе знаю, как страшно в неё заглядывать.
Я тоже не хочу ожидать в бездействии, когда антисвет губительных чёрных лучей слижет с чёрной доски Вселенной белое имя нашей цивилизации.
Чёрные звёзды…
Предвестники и авангард наступающего Конца Света — в буквальном смысле.
Но как остановить их полёт?..
Известные нам способы воздействия на пространство и материю — совершенно неэффективны против сущностей, не подчиняющихся законам мироздания.
Необходимо нечто более действенное. Что-нибудь вроде… войны?
Но воевать мы не способны.
У нас даже боевого оружия не осталось.
Солдат и полководцев среди нас не отыскать при всём желании. Мы научились не воспринимать время и пространство — а значит, иные жизненные формы, — как врагов, посягающих на наши интересы. Но при этом… точнее, именно поэтому — бороться разучились совершенно.
Незачем было.
В нашей истории уже давным-давно нет войн. Миру — мир! Ещё мой дед считал это главным достижением Разума. Война — удел примитивных цивилизаций. Истинно разумные существа способны ограничивать и контролировать собственный эгоизм, потому отвергают насилие в принципе… Мой отец в молодости вторил ему (тогда в реальности Чёрных звёзд не сомневались считанные из нас). Позднее отец возмужал и стал гибче относиться к толкованиям смысла слов. Пока, однажды, в открытую не поддержал тех из посвященных, кто видел чёрное на чёрном. Он поверил в их прозрение.
И на правах семиарха потребовал выработать окончательное решение. Имеющие абсолютный допуск к информации, или, как выразился бы представитель примитивной цивилизации, «власти предержащие» — те из нас, кто сосредоточил силы, управляющие нашим миром, — обязаны были решить, КАК БЫТЬ, и в дальнейшем — поступать соответственно.
Обескураживающее осознание ответственности перед потомками воцарилось в душах посвященных в суть. И уже не вызывали неприятия призывы к возвращению ужасного смысла, некогда наполнявшего слово архаичное «война», в число повседневных, обиходных понятий.
Хотим мы того или нет, но Война вернулась в нашу реальную жизнь.
Без всяких кавычек, в прямом смысле этого позабытого слова.
К НАМ вернулась, а не в отдалённое грядущее наших потомков.
Я запечатлеваю эту мысль в своём «мнемо», а сама до конца не верю в свершившееся.
Но как же хочется верить… В то, что у нас появился шанс.
Что мы спохватились вовремя.
Точнее, в то, что время способно отвоевать пространство у небытия.
Нашими стараниями… и молитвами.
Кажется, потомкам посчастливится рассматривать лица на старых семейных портретах НЕ В ЧЕРНОМ свете, и они всё-таки не проклянут предков.
К величайшему сожалению, не всех посвященных волнует их мнение.
Глава первая
ЖАРКАЯ БИТВА
… Ох, не к добру притихла Степь. Отпустила буйные табуны ветров, и они тотчас же стремглав умчали в разные стороны. Чуть слышно звенит воздух от разноголосья насекомых. Тем неразличимым звоном, который не замечаешь, путая с напряжённой тишиной.
Склонил покаянно свои растрёпанные седые головы ковыль, молчаливо покачиваясь в старческом раболепии. Перекатывая травинки, незаметно крадётся вниз по склону, в надежде обрести спасение в манящей ложбине у неглубокой степной речушки… Не вспорхнёт непоседа-жаворонок, трепеща коротенькими крылышками. Не вложит в рваный полёт восхищение этим жестоким, но прекрасным миром, не взмоет, разливая с высоты новую песню, вскрикивая пронзительно незатейливой трелью.
Попрятались птицы, каждым перышком предчувствуя недоброе. Взирают испуганно с земли, сквозь травяное сплетенье, в знойное марево поднебесья. Остановило небо облака свои на дальних подступах, на высоких пределах. Висят облака, серебрятся на солнце, вынимающем слезинки из раскосых глаз кочевого люда. Висят — не то осуждающе, не то равнодушно… Но нет, глядят облака вниз со значением, будто предрекая, что настал самый страшный миг — последний миг тишины.
Настал.
Отмолчал своё, отбезмолвствовал.
И оборвалась тончайшая нить, что степное безмолвие удерживала…
Взвизгнула недовольно высь, пуская в себя инородное тело, — остро заточенную, длинную занозу стрелы. Засвистела стрела, тёмной малозаметной тенью метнувшись по размашистой дуге. Перечеркнула собой клочок накалившегося неба.
Неоткуда ждать добра, если в небе вместо птиц свистит стрела излётная. Поёт, заливается призывно и страшно. Быстротечна её песня и леденит кровь в жилах, и покалывает от неё в висках, но лучше бы она не стихала. Лучше бы зависла стрела над степью… Прямо посередине нетоптаного разнотравья, что разделило два воинственных народа.
Увы, всё во власти Вечного Синего Неба. О, Мэнкэ-Тенгри, не возжелаешь ты остановить стрелу жуткую, сигнальную. Пусть всё идёт, как предписано. Пусть же летит стрела, как отпущена.
Пусть…
Но если бы можно было сойти с небес на землю да вернуть время назад, хоть ненамного — взгляд непременно выхватил бы движение. Среди тысяч нукеров, неподвижно застывших в грозном молчании — единственную фигуру, что передвигалась сейчас по степи.
Всадник, немолодой воин в дорогих добротных доспехах.
Вот он, выехав по узкому проходу из середины войска, поравнялся с передней линией панцирной конницы и окриком властным остановил коня, статного высокого скакуна вороной масти. Затем неторопливо достал из саадака <Пояснения и комментарии ко всем незнакомым, слэнговым и специфическим словам — ГЛОССАРИЙ — можно прочесть на последних страницах этой книги; термины расположены в алфавитном порядке. — Прим. автора.> тугой лук «номо» и, не глядя, провёл пальцами по веслообразной роговой накладке на кибити. Пальцы привычно ощупали коряво вырезанные слова-обереги и приняли, впитали в себя спящую силу этих древних слов… Далее — скользнули в овальную горловину берестяного колчана; не теряя ни секунды, безошибочно отыскали нужную стрелу. Потянули точёный, округлый в сечении стержень из ветви ивы, окрашенный тремя кроваво-красными кольцами шириною в ладонь.