— Я напомню некоторые из твоих лучших перлов: «жизнь в отрыве от природных законов нарушает естественное равновесие и ведет к упадку». А вот еще: «Сумма двух величин дает полноту и гармонию. Каждая половинка в отдельности не значит ничего». Помнишь, когда ты это сказала? Нет? Хорошо, что у меня все записано. Девять дней назад, в офицерском клубе, за ленчем. Присутствовали Шарлотта Гарфилд, Анастасия Трост, Патриция Оуэнс и еще кое-кто из младших офицеров. А вот это самое вкусное, здесь ты превзошла саму себя: «мы боимся наших естественных желаний, потому что признать их безусловное влияние, означает потерю нравственных устоев». Так-так… «Эти устои не более чем гнилой мешок, в котором мы прячем себя от остального мира. Нам кажется, что без него мы задохнемся, но воздух снаружи гораздо чище!» Впечатляюще, Эрвинс! Впечатляюще глупо с твоей стороны говорить такие вещи в компании с шестью задастыми сучками, у которых яблочный пудинг вместо мозгов.
— Как... как ты узнала, что я... — Линн замолчала на полуслове. Оправдываться и задавать вопросы не имело смысла — все равно что запирать двери стойла, когда лошадь уже выбежала.
— Очень просто. — Эльза потрясла перед ней блокнотом. — Твои подружки прибежали ко мне раньше, чем успел остыть кофе, поданный на обед. Я убедила их не подавать письменный рапорт. Только поэтому твоим делом еще не занялась коллегия Священного Трибунала. — Она разглядывала Линн поверх очков как блоху под микроскопом, — Но не обольщайся, Эрвинс. Я могу передумать в любой момент.
Линн обвела кабинет затравленным взглядом. Никелированная центрифуга на столе Эльзы вращалась как детский волчок. Световое панно на торцевой стене изображало Великую Мать с безупречным лицом ангела и огромным животом, заключающем в себе еще не рожденную Вселенную. Ее чело сияло как Пальмира в зените. Бесполые меньшие боги держались за ее подол — испуганные цыплята у ног наседки.
Цыплячий помет… Паршивая аллегория.
— Ты намерена меня посадить?
Полковник швырнула блокнот на стол позади себя.
— С такой железобетонной доказательной базой можно надолго посадить тебя под замок или даже поставить перед расстрельной командой. Ты наговорила чепухи на дюжину смертных приговоров. Слухи о тебе расползлись по всей Леоре. Это преступление против общественной морали, худшее из всех. Но я не стану ничего делать.
— Почему?
— Потому, что ты права, черт возьми!
Эльза выпрямилась, убрала очки в футляр, потерла двумя пальцами переносицу.
— Я подпишу твое заявление. Ты ходишь по краю безумия, и скорее всего оступишься рано или поздно. В любом случае, сюда, в центр специальных операций, ты уже не вернешься. В службе контроля за состоянием генофонда служат только лучшие из лучших. Ты упустила свой шанс. Думаю, это более чем понятно.
— Более чем. — Изнутри ее продолжал терзать страх, но внешне Линн оставалась спокойной. Одни боги знают, каких усилий ей это стоило.
— Мы больше не можем закрывать глаза на правду, — заявила она. — Если ты признала мою правоту, то должна признать и то, что это... нездорово. Весь мир разделен на две части, и только мы изо всех сил боремся за право быть несчастными. Но так больше продолжаться не может!
— Почему нет? Наши предки жили так на протяжении трех веков.
— Ты знаешь, что времени почти не осталось. У нас обеих нулевой допуск, разве нет? Шестьдесят лет назад статистика регистрировала всего три процента тяжелых врожденных патологий, а теперь эта цифра выросла втрое. Положение усугубляется год от года. Во имя спасения души мы разогнали институт репродукции, отказались от прямого зачатия и ликвидировали всех тафу в профилакториях генного центра. День Очищения — так это принято называть. Хрень собачья! Я бы сказала: День Мясника. Неудивительно, что три миллиона недовольных сбежали за Узкий канал и теперь забрасывают нас ракетами. Им не удалось утащить с собой ни одного тафу, и за это они ненавидят нас больше всего. Черта стала единственным источником жизни. Загвоздка в том, что термоконтейнеры снижают качество исходного материала. Церковь воспевает ЭКО как панацею от греха, но Очищение сделало нас слабее. Когда-то Великий Излом стал началом. Сегодня мы несемся к концу со скоростью пули.
Линн прервалась на миг, чтобы успокоить дыхание, потом закончила:
— Если какая-нибудь дура уляжется посреди скоростного шоссе, наплевав на то, что к ней приближается груженый самосвал с заклинившими тормозами, будет ли это означать, что самосвал чудесным образом остановится?