Линн стащила окровавленную куртку, оставшись в одной майке на бретельках, взяла с полки аптечку, уронила ее на пол и снова расплакалась. Усталость и боль вытягивали из организма последние искры энергии. Она опустилась на колени, расстегнула красный пластиковый контейнер, вытащила из ячеек бинты и дезинфицирующие препараты. Робинс стояла в дверях и сворачивала очередную вонючую самокрутку. Она больше не пыталась помочь, но Линн и не нуждалась в ее помощи.
Надин обмотала бинтами ногу Тины. Она использовала целую катушку толщиной в рулон туалетной бумаги. Но для Тины это было уже не важно. Судя по количеству вытекшей крови, мучиться ей осталось недолго. В госпитале, при наличии толковых врачей и современного оборудования, Тину еще могли бы откачать, но в полевых условиях ее шансы на выживание стремились к нулю. Линн почувствовала невольное облегчение от того, что Тина больше не способна орать.
Она вспоминала свою резкую отповедь, свою пощечину, горящую на щеке Тины как серия восклицательных знаков. Линн обошлась с ней жестоко вовсе не потому, что испуганная девчонка этого заслуживала. После гибели Сильвии, Линн сама балансировала на грани срыва, а Тина удачно подвернулась под руку. Теперь Линн обречена мучиться бессмысленным чувством вины. Избавить ее от этой тяжести некому. Тина уже не в состоянии ни простить ее, ни осудить.
Линн померещилось, будто за спиной у нее возник призрак капрала Логит и смотрит на нее с горькой укоризной. По позвоночнику пробежала дрожь, и она с трудом подавила желание обернуться.
— Могу я что-нибудь сделать для вас, капитан? — спросила Надин Галлинс, вытирая влажными салфетками руки, по локоть запачканные кровью Тины.
— Ничего, Надин... — Линн проглотила стон. — Иди в казарму. Смешишь Грей на насесте. И пусть Ламберт загрузит в приемник пулеметные ленты.
— Капитан… — Надин переминалась с ноги на ногу. Ее обкусанные ногти без конца почесывали руки в разных местах, еще больше размазывая чужую кровь, — я не хочу... не хочу, как Тина. Ну... вы меня понимаете? Это все так ужасно!
— Шагом марш, Галлинс!
— Она была права! Отобьемся? Хрен там! Мы все здесь погибнем!
— Ага, сдохнем как крысы в мышеловке. А теперь вали отсюда!
Надин попятилась в дверь, едва не налетев на Робинс.
Линн побрызгала на рану митрантом, рванула обертку индивидуального перевязочного пакета, приложила к ране бактерицидный тампон с пленкой из нитрата серебра. Так бинты не прилипнут к ране, к тому же серебро — хороший антисептик. Затем ввела себе раствор адреналина, стимулятор и двойную дозу анальгетика. При исполнении этих нехитрых операций, Линн едва не потеряла сознание. По щекам сочились слезы, но она держалась. Коктейль из противошоковых, обезболивающих и тонизирующих препаратов поможет на какое-то время забыть о ране. Митрант остановит кровотечение и запустит процесс регенерации тканей. Но новый палец у нее не вырастет.
Линн прошла в дальний конец пакгауза к водяному насосу. Она дернула за рычаг, вывернув переключатель до упора. Хорошо если Сильвия успела починить насос. Инструменты все еще лежали на картонке вместе с гайками и болтами.
«Прощальный подарок? Благодарю за службу, капрал. Покойся с миром».
Тень Сильвии постепенно рассеивалась, на этот раз окончательно.
Мотор лязгнул, завелся и застучал, вытягивая драгоценную влагу из грунтовой тьмы под пустыней. Удивительно, как глубоко приходится бурить в этом месте. У самого берега водяные жилы подступают к самой поверхности, но они грязные и не годятся даже для туалета — известь забивает трубы и фильтры.
Из крана брызнула тоненькая, но мощная струя обжигающе-холодной воды. Когда небольшой овальный бассейн из нержавеющей стали заполнился до краев, насос автоматически отключился с сухим щелчком. Потянув за другой рычаг, можно было слить содержимое бассейна в систему рециркуляции.
Линн легла на живот возле края ванны и опустила голову в воду. Она долго пила, захлебывалась, кашляла, отплевывалась и снова пила. Потом вымыла лицо и волосы. Вода промочила майку, стекала по груди, по животу, по бедрам, просачивалась в промежность. Линн свесила волосы на бок, выжала их и отбросила за спину. Она никогда не стриглась кротко, хотя длинная шевелюра причиняла дополнительные неудобства, а иногда просто мешала. Боль утихла после укола, но Линн чувствовала отстреленный палец, как продолжение своей руки, и это сводило ее с ума...