Выбрать главу

– Может, хватит на сегодня? – пожалел Федот плачущую Клотильду.

– Нет, не хватит! Видите вон ту сковородочку, – указала она на полку, – это историческая сковородочка. На ней мы с Машей жарили мышей. Мы прикормили кошечку, и она ловила для нас мышей. Не будь кошечки, мы бы сдохли той же зимой.

– С какой Машей?

– С какой? Да с проституткой лагерной, вот с какой. Я ее перевоспитывала. Она прозвала меня красногрудочкой. Почему? Отвечу: потому, что я говорила: «Умру, но останусь коммунисткой».

– А фамилия, как ее фамилия, – разволновался Федот и, засунув руку за пазуху, нащупал письмо.

– Белозерова. Я ее стала перевоспитывать. Она материлась, как самый блестящий негодяй. И не работала. Я объяснила ей…

– В каком это было году?

– Я объяснила ей, что это не выход. Как ты потом посмотришь в глаза детям? Она целовала мои ноги в шишках.

– В каком году? – настаивал тупо Федот.

– Может, в сорок пятом. Нет, в сорок восьмом. Это было в Отрадном. Там я познакомилась с женой немецкого коммуниста Людгенса. Так вот ее, пламенную революционерку, сожрали крысы…

– Ладно, – сказал Федот, – продолжим в следующий раз.

Набравшись смелости, он одолжил у Клотильды рубль, и она, с присущей ей широтой, дала три.

15. Сотрясайтесь и заземляйтесь. В вагоне метро Федот разглядывал сидящих перед ним красивых и не очень женщин, и думал одно: «Маша, богиня красоты, зачем ты целовала ее ноги в шишках…». Потом он шел по длинному переходу, ехал на эскалаторе, снова протискивался в вагон, стоял, сидел, бежал к автобусу, ехал, шел, и все для чего? А для того, чтобы передать письмо от Виктора, и чтобы его экс-супруга Полина, пробежав взглядом по странице, сказала недовольно: «Опять Пизанская башня! Кому это интересно и кого это греет!»

– Федотушка, проходи, – обрадовалась Полина. – Мы тут как раз спорим, стоит ли сотрясаться и заземляться. Микулина читал?

Федот бросил плащ на вешалку и прошел в комнату. Стол, заставленный тарелками, рюмками и бутылками, напоминал поле битвы.

– У нас тут сабантуйчик, – объяснила Полина, – пропиваем кандидата.

– Налейте человеку штрафной!

Федот выпил за кандидата полный стакан, как положено. В табачном дыму плыли знакомые все лица, маятником болталась люстра.

– Федот письмо от Вити привез, – объявила Полина. – Читай, мы все внимание!

– Форточку приоткройте, а то душно очень, – сказал кто-то.

«Не пойду ни к каким пузикам и тому подобным! Хватит с меня года мучений. Очень беспокоюсь за твое здоровье, но меня посадили в клетку и как редкостного зверя гоняют на работу под штыком. Орут на меня, но я все унижения сношу и буду покорно, как овца, переносить, видела мельком своего бывшего мужа Кирова, а потом видела Федю, пусть знают меня, лагерную проститутку! Как я их всех ненавижу! Жалею, что не больна сифилисом, а то бы половину мужиков заразила».

– Интересно, интересно, – хихикнул кто-то, и Федот умолк.

– Я перепутал, – сказал Федот Федотович и сел.

– Нет уж, читайте, взялся за гуж – не говори, что не дюж.

Федот Федотович спрятал письмо в карман.

– Федотушка, зайчик, – погладила его Полина по голове, – ну чего ты стушевался! Взялся за гуж…

– Твое письмо в плаще! – вспомнил Федот.

Полина принесла плащ. Все в порядке, вот, из Италии, со штемпелем!

– Давайте я буду читать, – предложила она и обдала Федота запахом американских сигарет. – «Скучно мне безумно без тебя, – Полина победно оглядела гостей, мол, Виктор, еще пожалеет, что не взял меня с собой. – Не с кем переброситься и словом».

– Язык надо изучать, – сказал кто-то.

– «Подумать только – этому поповскому гаду дали освобождение. Неужели попам и кулакам дорога открыта? С их мировоззрением? Нет и не будет правды на земле».

– Федотушка мистификатор, да, Федотушка? – Полина засунула руку ему за пазуху. – Да вот же оно! «Венецианские каналы мелеют. Когда стоишь под Пизанской башней, то кажется, что она медленно падает. На самом деле – это оптический обман».