- Вот увидишь, мы найдем Янека. Так говорю я ей и себе.
- Правда? Мы будем искать?
- Будем искать. А как же иначе? Янек сам нашил желтую звезду... Он мог остаться на той стороне, но он пришел, чтобы найти своего друга. Мы не можем сидеть и ждать... Мы должны найти Янека.
- Мы вместе пойдем искать, да, Изя?
- Да, вместе.
- И найдем его, правда, Изя? Мы обязаны найти.
- Мы найдем.
- Изя... А если... если их завезли в Понары?
- Нет... Янека нельзя завезти в Понары. Он сбежит, мужчины выбросят его, люди не позволят увезти Янека в Понары. Ведь он же Янек!
- Почему вас двое? - спрашивает Рыжий. Он ждал нас. Мы молчим.
- Где третий? - спрашивает Рыжий.
- Нас трое. Это только кажется, что нас двое, - говорю я ему.
Рыжий моргает. Ресницы у него белые, и глаза от этого кажутся удивленными.
- Я не вижу Янека, - говорит Рыжий. Тогда Эстер не выдерживает.
- Его увезли сегодня... - говорит она, опустив голову.
- Плохо дело, - опускает голову и Рыжий. - Но тройка есть тройка. Нужен еще один, и придется вам поискать себе третьего.
- Нет, - твержу я Рыжему, - нас трое, это только кажется, что нас двое. Янек с нами и сейчас, и всегда.
- Все равно нужен третий, - стоит он на своем. - Тройка есть тройка...
- Нет! - в один голос кричим мы с Эстер. - Нас трое!
- Я сказал тебе, что Янек наш командир, так и будет, - со злостью говорю я и сверлю Рыжего глазами.
Если бы я умел, то приставил бы ладони к ушам, скривил рот, оскалил зубы и залаял, как это делает Рыжий. Только не смешно, а злобно, чтобы взбесить его. И Рыжий стоит, о чем-то думает.
- Ладно, - говорит он. - Мне показалось, что вас двое. Он ведет нас в подвалы, вглубь. Мы протискиваемся в какие-то щели, пробираемся через развалины домов и наконец попадаем в темную каморку. Здесь стоит невысокий столик, на стене - грифельная доска.
Рыжий достает откуда-то два немецких автомата.
- Начнем... - медленно говорит он. - Вы трое - Янек, Эстер и Изя боевая тройка, - говорит Рыжий.
И мне в самом деле кажется, что нас трое, что Янек с нами.
- Наша задача - в случае необходимости защищать гетто и вывести в лес как можно больше людей. Каждая тройка имеет свой пост в гетто. Слушайте и хорошенько запомните: если услышите пароль "начало", немедленно занимайте свой пост. Где он находится, я скажу потом. "Начало"... Запомнили?
Мы слушаем и конечно же запоминаем.
Эстер берет меня за руку, но не сводит глаз с Рыжего.
- Вы теперь - боевая тройка, - повторяет Рыжий. Он хочет, чтобы мы запомнили, кто мы.
- Вы- боевая тройка. Мы помним.
Рыжий называет каждого из нас по имени, и мне вправду кажется, что мы все здесь - Янек, Эстер и я.
* * *
Глава восьмая. ПОСЛЕ СЕМНАДЦАТОГО ХОДА
1
- Можно и отдохнуть теперь, - сказал Шогер. - Сделаем перерыв.
Борьба на шахматном поле ненадолго замерла. Исаак остался сидеть на своем месте, а Шогер встал и зашагал но кругу, заложив руки за спину и глядя себе под ноги.
Шаги были крупными, пожалуй, даже слишком крупными, но по-солдатски уверенными.
Толпа, со всех сторон обступившая игроков, раздалась, круг расширился и стал похож на арену унылого цирка с неведомым злым фокусником посередине. Смотришь, следишь за ним, не спуская глаз, но так и не можешь угадать, когда махнет он своей черной блестящей палочкой. То ли ворон, каркнув, выпорхнет из его рукава, то ли человек повиснет в воздухе, не касаясь земли, то ли столб огня - настоящее пламя - пыхнет из его открытого рта, шевелящихся ушей и ноздрей.
"Мне тоже можно отдохнуть? - спрашивал себя Исаак. - Вспомнить что-либо, подумать о чем-то другом... Наверное, нет. Отдохну потом. Придет же когда-нибудь конец этой игре. Наступит ночь, часы пробьют двенадцать... Я должен все забыть. Нет ни домов, ни людей вокруг, передо мной - шахматная доска и фигуры. Я должен выиграть, чтобы свести вничью..."
Шогер расхаживал по кругу слишком крупными, по-солдатски твердыми шагами.
- Достаточно? - вскоре спросил он. Исаак молчал.
- Продолжим. Исаак смотрел на Шогера и думал:
"Его кованые сапоги бьют по мостовой. Если б уже стемнело, наверняка бы можно было увидеть, как летят искры. Их пришлось бы гасить. Мне хочется стать индейцем и содрать с него скальп, с этого злого фокусника с волшебной палочкой... Он не может победить... Я не должен дать ему выиграть".
2
- Я родил сына Касриэла, - сказал Авраам Липман.
3
Ночь как ночь - темно. Правда, зимой по ночам еще темнее. Вернее, не зимой, а осенью, когда все вокруг черно. Черные крыши, черная земля, черное небо, набрякшее чернилами. Интересно, каково тогда человеку, у которого и душа черна, как ночь?
Я, кажется, знаю, каково в такую ночь человеку с черной, как ночь, душой. Он может не моргнув глазом пройти весь мир, ему все нипочем: человек сольется с темной краской мира и не увидит ни мира, ни себя. Нет разницы. Все одним цветом. И ничего не различить: ни души, ни неба, ни черных крыш. Браво!
Но сейчас летняя ночь. Она смутно просвечивает, как синевато-серое стекло. Если хочешь, чтобы стало темнее, достаточно прищуриться. Человеческий глаз замечательный прибор. Его можно прикрыть или приоткрыть, а можно и вовсе закрыть. Ах, какой размах - от пиано-пианиссимо до форте-фортиссимо! Такой диапазон! Разве этого мало?
Светит месяц и масса звезд. Месяц ворочается с боку на бок, ложится поудобнее. Что ему - вечная игра: с одного бока убыло, с другого прибыло; кувыркайся на здоровье, не поморщив своего широкого азиатского носа. Собственно говоря, что ему морщиться: насморк не страшен, платок не требуется.
А звезды - звезды, будто иглы, так и колют глаза. Хоть убей, не светят одним цветом: красные, зеленые, синие, золотые, а есть такие, что и вовсе не разберешь, какого цвета.
Но можно и с ними разделаться. Надо просто закрыть глаза. Раз! - и готово: ни звезд, ни месяца. Ни фига!
Со мной не очень-то поспоришь, хотя мне так и не довелось закончить университет. Я даже сам с собой не в силах спорить.
Вот я зажмурился, и все исчезло, и теперь я могу сказать: ничего на свете нет, весь мир - иллюзия. Что хочу, то и вижу. Кто сказал, что ночь черна, что светит месяц? Я говорю вам, что ночь бела, как день, а месяца и вовсе нет - просто какое-то никчемное пятно. Но если черная ночь - это белый день и месяц - банальный желтый блин, то и я не живое существо по имени человек, а животное, именующее себя сверхчеловеком.