Лжет рулевому руль, а штурману - компас.
Смолкают музы здесь. Вот так во гневе яром
Случается восстать турецким янычарам,
Вскипеть, взреветь, взроптать, возжаждать всей душой
Кровавый самосуд устроить над пашой.
Но гнев морских богов смирить, спасенья ради,
Умеет Тифий мой, простившись с частью клади;
Он мачт не пощадит, когда велит нужда;
Все лишнее пожрет пусть алчная вода.
В снастях он слышит вой ветров, лихих и шалых,
Ни солнца он не зрит, ни маяка на скалах,
Лишь изредка ему, как грозный знак, блеснет
Перун Юпитера чрез темный небосвод;
Вот утро, наконец, невзрачное настало,
И тот, кто уцелел, глядит вокруг устало.
Безжалостна судьба: разгул ночных часов
Не уберег ни рей, ни мачт, ни парусов;
На скалах, на песке спасенные созданья
Дрожат в отчаянье и страждут состраданья;
В волнах скользит доска, лежат вповал на ней
Кто мертвый, кто живой - полуживой, точней;
Другие, обретя последнюю отвагу,
Из шлюпки яростно вычерпывают влагу,
И тщетным выстрелом доносит вдаль мушкет
Мольбу о помощи - спасенья в море нет.
Не чудо ли, Протей, что эти люди ныне
Еще не сгинули в разгневанной пучине?
Не меньше ужасов, коль скоро мой пинас
То к небу, то к земле свершает страшный пляс,
Готовят якоря, но стать на них не может;
Скалистый брег, явясь, гребцов обезнадежит,
И Кавр безжалостный, воспряв из глубины,
Их в пене погребет вспружиненной волны.
И день, и два, и три пучины полны гнева,
Измученная снасть дымит от перегрева,
И загорается, и рвется, будто нить:
Не сплеснить бедную, и нечем заменить.
Чтоб упредить сию беду хотя отчасти,
Потребно отдых дать переслужившей снасти:
По палубе разнесть, терпя любой ценой
Опасность гибели, влекомую волной.
Вот эти одолеть стихий недоброхотства
И есть важнейшая заслуга Мореходства:
Уместно доблестных ее побед венцу
Пенфесилее бы самой пойти к лицу,
Кто, войска во главе, своим одним лишь видом
Внушала должный страх властительным Атридам
Кто, луновидному щиту благодаря,
Существенный урон дорийцам сотворя,
Доподлинную всем свою явила силу
Дерзнула бросить клич всемощному Ахиллу!
Но знает Океан и отдыха часы,
Позволив дочерям себе чесать власы.
На корабле - досуг: затеи, песни, шутки,
Сердца возвеселит игра моряцкой дудки,
И солнцем ублажить теперь пора себя,
Тому подобно, как, по Кеику скорбя,
У Алкионы есть на берегу забота
Почистить перышки, готовясь для полета,
И вдаль к супругу мчать: так повелось с тех пор,
Как им отчизною воздушный стал простор,
Владеет множеством искусств моряк бывалый,
К примеру, тяжкий рой брасопить силой малой,
Иль сделать должный галс, иль фордевинд кормой
Умело уловить, - а под ночною тьмой,
От коей, кажется, никто не сыщет спасу,
Свой курс препоручить надежному компасу.
Лилея целится, Арктур держа в виду,
С мечтой облобызать Полярную звезду.
О привлекательность чудесного магнита!
Божественная власть в тебе и тайна скрыта:
Поведай мне, прибор, почто стрела твоя
Всегда устремлена в полночные края,
Томима сотни лет соблазном неизвестным,
Влекома лишь к одним Медведицам Небесным!
Колени преклоним пред истой лепотой
Счисления светил, наукою златой,
Что позволяет путь среди коварных хлябей
Исчислить с помощью прекрасных астролябий,
Доподлинно узнать, насколько небосвод
Своей срединою восстал из дольних вод,
Иль, небольшую дань пожертвовав старанью,
Павлина отыскать над неба южной гранью,
Там, где Возничего столь высоко взнесло,
Что он язвит главой лебяжее крыло.
При вспоможеньи сих созвездий путеводных
Курс проложить легко во всех просторах водных.
Гиппарх, Анаксимандр - вас ныне восхвалю:
Вы словно маяки, что светят кораблю,
Атланты, кем ответ охотно подается
На всякий правильный вопрос морепроходца;
Здесь Тихо помяну, который возродил,
Сатурна огорчив, счисление светил,
Шлифовкой огранил свой несравненный разум
И дал нам звезд чертеж, порой чуть зримых глазом,
Чтоб ныне Кастор мой, средь моря путь держа,
Провел его прямым, как лезвие ножа.
Вот - ученик его, кто, правда, не пирожных
Творец, но дивных карт, орудий всевозможных,
Средь коих - глобусы, чудесные шары,
Столь верные, что нам никто до сей поры
Подобных не давал, - а также лоций томы,
В которых с точностью неслыханной рекомы
Морские отмели, скалистые брега
Все то, что в моряке зрит вечного врага.
Дубовый замок мой, на Пафосе загружен
(Чтоб фрахт его свезти - большой обоз бы нужен),
Сегодня якоря подняв из кипрских вод,
До устья нильского назавтра досягнет,
В Партенопейский край придет, заверить смею,
Где пели некогда сирены Одиссею,
И беспрепятственно могли бы корабли,
Восход узрев сто раз, пройти вокруг Земли
Так мчится мой Погас, вовеки не устанет,
Где птицы прочие лишь крыльями табанят!
Но слышу жалобу: покуда плыл ковчег,
Иссяк и затонул златой, счастливый век,
Железный век настал. Явилась Алчность миру,
Ввела "мое", "твое", и вознесла секиру,
И кинула полям, плодя кровавый гнев,
Драконовых зубов чудовищный посев.
Урок невозместим попранным Правосудьем,
Защиты у него искать невместно людям,
Всяк ладит свой забор, доверья нет ни в ком,
Над живорыбным всяк своим дрожит садком.
Да, выкинуть за борт, пожалуй бы, не худо
Исчадье оного всемерзостного блуда:
Да сгинет навсегда сей выродок презлой!
Нет места жалости! Долой его, долой!
Скитайтесь по любым, известным вам, просторам,
Но будьте верными делам и уговорам,
Блюдя Христов закон, искореняйте лжу,
Ничем потворствовать не смейте грабежу,
Прославьтесь честностью! Не зря Эол-владыка,
Чтоб каждому пришлась известная толика,
Народу ниву дал любому под косьбу,
Чтоб людям не вступать в ненужную борьбу,
И чтобы всем и вся был ясный принцип ведом:
Сколь неудобно жить, рассорившись с соседом,
И что любой надел - всех прочих только часть,
Что тела член, решив от всех иных отпасть,
Чинит себе же вред. Но, если цели благи,
К которым корабли спешат по синей влаге,
Благословение, о Господи, низлей
На них, как на браду священника елей;
По слову моему прославься, Мореходство!
Пусть будет образ твой символом превосходства
Поставлен в море, там, где в Тессел бьют валы,
И штевни где всегда от пены волн белы.
Там да воздвигнется осьмое чудо света!
Пусть будет статуя по-княжески одета,
В короне пусть брильянт пылает, как свеща,
На золото не след скупиться для плаща,
Корсаж из бархата, в кораллах и рубинах,
Зеленым будет пусть, как цвет воды в глубинах,
Пусть, будто Флотовождь, стоит сей образ так:
Зажав в деснице жезл, а в шуйце - флотский флаг.
Воззрятся на него, воспряв со дна со вздохом,
Морские божества, поросши древним мохом,
Се - покровители саморазличных стран,
Кому прибрежный край иль выход к морю дан.
Там - зрю Венецию, помолвлену с волнами,
Престольный Лондон зрю, соседствующий с нами,
И гордый Лиссабон, и занятой Марсель,
И Амстердам, чей блеск неоспорим досель,