и отоспаться на сухой соломе,
под кровлею - пусть даже натощак.
Друг друга не узнать бродягам, кроме
как по тряпью, да колокольца звяк
примета каждого, и вся ватага
идет, не разбредаясь ни на шаг.
Всего дороже в их руках - баклага,
которую трактирщик им нальет
вином прокисшим или чистой влагой...
Удача, если летом дождь пойдет:
они стоят среди дороги, дружно
воде бесплатной подставляя рот
просить о ней ни у кого не нужно!
Заслыша нечто в гущине дерев,
они стоят и слушают натужно,
и чмокают, в восторге разомлев.
Уверен каждый, что сосед - мошенник,
и оттого их вечно мучит гнев
из-за пропажи хлеба или денег,
ведь каждого страшит сезон дождей.
Но если не желает соплеменник
прощупать тростью брод среди камней
они бранятся грубо и крикливо,
и вот, прозрев от ярости своей,
они бросаются нетерпеливо
вперед по склону, вниз, через бурьян
и падают с отвесного обрыва,
томясь от жажды, прямо в океан.
ЯН ЯКОБ СЛАУЭРХОФ
(1898-1936)
ТИБЕТ
За протяженным долом, что вспузырен
Развалинами градов и кумирен,
Где чахлые сады монастырей
Засыпал щебень, задушил пырей;
Там, за чертой страны степей и плавней,
Над усыпалищем державы давней
Вздымается угрюмых гор громада.
Там нет ни ручейка, ни водопада,
Лишь озеро сохранно залегло
В глубокое гранитное жерло.
Лежит печальный остров посредине:
Безмолвием ответствуя горам,
Там уцелел во святости доныне
Великой тишины последний храм.
В пещерах нет сокровищ, зримых глазу,
И нет монахов, преданных экстазу;
Туда вовек не плавали ладьи,
Там тишина как служба длится, и
Отшельники влачат года свои.
От века ли живут, не умирая.
Они иль пали звездами с небес?
И можно лишь по льду дойти до края,
Под вертикальный каменный навес,
С которого для них спускают пищу;
Забрав ее, по глади ледовой
Отшельники опять бредут к жилищу,
Свершая в вечность путь возвратный свой.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ТИБЕТУ
Моллюски жили здесь,
Был больше мамонта каждый,
И океан плескался
Над будущими горами.
Створки моллюсков доселе
Валяются в каждом ущелье.
Легко в лабиринте спиральном
Наткнуться на подземелье,
Полное демонов злобных,
Наводящих туман лиловый
На тропу и на беглеца
Образ его исчезает;
Склоны горы обросли
Чудовищными грибами.
Как нам спастись удалось
Из ловушки и не шагнуть
Прямо в разверстую бездну?
Мы тащимся через нагорье
Как долго? Можно ли вспомнить?
Паутина тропок - обман,
Каждый колодец - отравлен,
Мы пьем вечерами росу,
И ночами едем верхом
Все по тому же плато,
Чье пыланье мягко и жарко
К цели забытой спешим.
Созвездья боязливы и лиловы,
Огонь - в любом, как в щели смотровой
Шатра над всей равниной мировой.
Мы движемся сквозь мертвый лес,
Сквозь бурелом, наперерез,
Мох лошадям щекочет брюхо.
Мы дышим прахом древних трупов,
И тьма готовит нам засады.
Вот - гребень гор касается небес,
Мы поневоле едем сгорбясь.
Вот - небеса над самым гребнем гор:
Чудовище в ухмылке жуткой,
Губу кровавую задрав,
Зубов обломки обнажает.
Забудь! И я скорей забуду.
Иначе станем жертвой духов подлых!
Лишь гибель и забвение повсюду.
Забуду? Сгину? Вправду ли за Будду?..
Уж не столетья ль провели мы в седлах?
ЛОЯН БЛАГОСЛОВЕННЫЙ
О благостный Лоян, великий град!
Лишь на дворец наместника ты глянешь
С его гаремом - возражать не станешь:
Уж наш-то властелин - аристократ.
Лоян еще и справедливый град.
Ямынь с разбойниками беспощаден.
Возрадуйся и ты, кто обокраден:
Не все украли - как не будешь рад?
Лоян еще и укрепленный град,
Его стена - могучая зашита,
Пусть на три четверти она разбита
Войны не будет, люди говорят.
Лоян весьма, весьма здоровый град,
Сюда закрыты подступы недугам:
Все больше голодающих ребят
Ютится с каждым годом по лачугам.
Лоян - воистину прекрасный град,
Ему река помойкой услужает:
Однако джонками ласкает взгляд,
Сады и стены храмов отражает.
О да, Лоян - благословенный град!
И кто не соглашается в итоге
Платить невероятные налоги
За право жить внутри его оград?
РАЗМЫШЛЕНИЯ БО ЦЗЮЙИ
Если бы я в Сучжоу года коротал,
Был бы, возможно, зажиточней, чем теперь.
Если бы я ветку ивы срывать не стал
Старше по званию был бы я, чем теперь.
Если бы я в Сучжоу года коротал,
В Лояне бы я не радовался весне.
Если бы я ветку ивы срывать не стал
Тысячекратный восторг не открылся бы мне.
Если бы я коротал в Сучжоу года,
Беден и всеми забыт я был бы навряд.
Большая семья была б у меня тогда,
Я род бы продолжил, как обычаи предков велят.
Если бы я коротал в Сучжоу года,
Ветку ивы отбросил, избрал другую судьбу
Я в траве не лежал бы, лениво забредши сюда,
Лежал бы во мраморном я, в роскошном гробу.
Нет пути из Лояна, отныне мой жребий прост,
И ветка ивы - навеки подруга моя.
Зачем вспоминать сучжоуские края,
Где так и свободен, быть может, наместника пост?
В Сучжоу бы я о Лояне томился тоской!
Есть ли выбор у нас, колеблющихся глупцов,
Бредущих бесцельно, покуда в конце концов
Не ляжем там, где нас настигнет покой?
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В город родной, где двадцать лет не бывал,
Возвращался я и завидел его вдалеке.
Но у дороги, за четыре ли до ворот,
"Желтую цаплю" приметил, старый трактир,
Куда приходил я с друзьями в прежние дни.
Там флейта звучала тихо, как в полусне.
Вновь услыхал я любимую песню мою
О сливовых лепестках на глади пруда.
Возвратилась весна, отражался город в реке,
Но больше идти я туда не хотел,
Ибо нынче, недавно, я оттуда пришел.
Сливовые лепестки на глади пруда,
Столь не печально ничто, как ваша судьба,
И моя, в которой разве что дольше скорбь.
Мне подумалось так, но вчуже, со стороны;
Здесь навсегда остаюсь, с тоскою вдвоем,
Сожалея, что жизнь прошла не так, как хотел,
Покуда я бесхитростной песне внимал
О сливовых лепестках на глади пруда.
ОСТРОВ КОУЛУН
Здесь дремлет мир; он видит мудрый сон
И не желает знать зимы и лета,
Лишь осень и весну, - лишь смену цвета
Для зелени сулит седой муссон.
Покой священ; тайфун отбушевал,
Спокойна влага в бухтах и заливах;
Едва шипит на берегах сонливых
Ласкающийся, пенящийся вал.
Уютными горбами валуны
Расположились вдоль моренных гряд;
Кругом - деревья; камни введены
С природою живой в единый ряд.
Изгибы кровель крашеных исконны;
Голодным духам нет сюда пути,
Хотя исчезли стражники-драконы
В садах, способных круглый год цвести.
Там старцы, возлежа, читают свитки,
Желта бумага, борода бела;
Есть время вспомнить жизнь: она в избытке
Исполнена пустых страстей была.
Они лежат, сквозь ширмы сонно глядя,
Как дочери прогулку горько длят,
Чтоб, к ветру обратясь у водной глади,
В отчаянии распахнуть халат.
Но сладкому видению беды
Противиться - уже не станет силы,
Невмочь - из павильона у воды
Глядеть на облака и на могилы.
Мерещится созревшему уму
Все то, что столь опасно молодым,