Ты сумрачна, нема,
В тебе - тоска, забота.
И множатся без счета
Смущенье, страх, томление, беда;
Нам даст сия чреда
Постигнуть поневоле:
Ты - худший ужас, данный нам в юдоли.
Нет мира для зверей и нет для птах,
Тем паче нет для пастухов, для стад
Они, забившись в угол самый дальний,
Не пребывают в сладостных мечтах
Но в хижинах, в пещерах, в гнездах спят:
Нет в жизни часа горше и печальней,
Чем час опочивальни.
Ты светлые дела
Преисполняешь зла,
О да, добро ты сотворить способна,
Но лишь тому подобно,
Как нищих горемык
От жизни избавляет смертный миг.
Ночь, темная, враждебная и злая,
Тебе хулу произнести желая,
Я тоже зло творю
Тем, что о зле столь долго говорю
МАНУЭЛ МАРИЯ БАРБОЗА ДУ БОКАЖЕ
(1765-1805)
***
Голубоглазый, смуглый, исхудалый,
Не великан, однако не мозгляк;
Глаза - с грустинкой , как у всех бедняг,
С горбинкой - нос, притом весьма немалый;
Ценящий больше страсть, чем идеалы,
Оседлости неумолимый враг,
Отравы ада пьющий, как маньяк,
Сколь ни темны от сих питий бокалы;
Поклонник сразу тысячи божков
(Девиц, прошу прощения покорно),
Спешащий в церковь реже, чем в альков,
Таков Бокаж - в нем есть таланта зерна.
Точней, он сам решил, что он таков,
Пока терзался ленью непритворно.
***
Томленья плоти, тяготы души,
Виденья смерти, мысли о распаде,
К вам горестно взываю о пощаде,
О миге кратком отдыха в тиши.
Пусть обольщений жалких барыши
Мне выпадут - воспоминаний ради
О том, как снежен лик и тонки пряди,
Хотя бы ты, о греза, согреши!
Свершись же надо мною, злая шутка:
Горячечный впивать любовный бред
Да будет мне и сладостно, и жутко.
Иль ждать я должен неких горших бед,
Чем путь бесплодный в сумерки рассудка,
Чем истины невыносимый свет?
***
Напрасно Разум мерит бездну Рока
И жаждет, мраку противостоя,
Знать о грядущих вехах бытия:
В предположеньях не бывает прока.
Я полагал (солгав себе жестоко),
Что есть во мне хотя бы гран чутья,
Я полагал, что ты, любовь моя,
Дождешься предназначенного срокам!
О Небо! О Земля! В какую тьму
Я скорбь мою о сем обмане спрячу?
Во слепоту так просто впасть уму!
Все те, кто уповает на удачу,
Вы, чей удел подобен моему:
Учитесь у меня хотя бы плачу.
***
Замолкни, сатирический поэт,
Не место здесь злословью и остротам:
Метису быть возможно ль патриотом?
Так не клейми туземных приверед!
Мнишь, здесь дворян не видно? Это бред!
Тут все подонки, по твоим расчетам?
Взгляни в бумаги! Чистокровным готом
Записан в предках каждый твой сосед!
Он в Рим и в Карфаген тебя спровадит,
Узнай, мол, сколь щедра к нему судьба,
А рыцарей в роду - сам черт не сладит;
И - если справедлива похвальба
От первой Мойры самый первый прадед
Приял почет наследного герба.
***
Ты, Гоа, город прежнего господства,
Да процветает твой любой делец!
Посмел бы утверждать последний лжец,
Что жители твои впадают в скотство!
Тут с предком грубым, с дон-Кишотом, сходство
Хранит любой: ведь сам Адам-отец
Был дон-Кишотом выпорот: наглец,
А вот не посягай на первородство!
О д*ньгах тут с любым поговори:
Богатство раджей? Не мелите вздора!
Султан? Да у него пусты лари!
За дочкой приударь - узнаешь скоро:
Приданое: кокосов штуки три,
Арап да юбка, - словом, гран-сеньора.
***
Восстань, о войско поколений разных,
Во бренной персти долее не тлей,
Восстань с оружьем, истреби смелей
Сих жадных псов и сих мужланов грязных!
От полукровок мерзких, безобразных,
Расчисть просторы рисовых полей,
Но смуглокожих дщерей пожалей,
Безвинна прелесть, сущая в соблазнах!
Кто их не ценит - человек дурной!
Набоб иль раджа, гляньте: эти чада
Достойны, право, чести неземной!
Пусть бродят, вечной радостью для взгляда,
В одежде, состоящей из одной
Набедренной повязки меньше зада!
***
Вот я доплыл до жалких берегов,
Где прозябаю, как Овидий в Томах,
Где нет существ, с законами знакомых,
И где поэтов числят за врагов.
Здесь люди - будто псы вокруг торгов,
И тяпнуть, и стащить любой не промах;
Кошачье мясо тут в числе съедомых,
Жемчужниц много, мало жемчугов.
Ты - скопище домов, амбаров, будок,
Болезнями напичканный музей,
Способный помутить любой рассудок,
Однако что в тебе всего мерзей,
Так это то, что здесь любой ублюдок
Себя считает отпрыском князей.
***
Внушить ослу врачебную науку,
Велеть, чтоб в Гоа каждый стал плебей,
Иль возжелать заставить - хоть убей
Залаять - кошку, замяукать - суку;
В водице теплой обморозить руку,
В гарем вломиться, как турецкий бей,
Мнить, что склюет акулу воробей,
Зрить петуха, появшего гадюку;
Из Рима в день поспеть в Катхиявар,
Цвести красой, проголодав два года,
Спастись от Мойры, отведя удар,
Спесь посбивать с кастильского народа,
На кознях ада получить навар,
Возможней, чем достичь приязни сброда.
НЕКОЕМУ СУБЪЕКТУ, СЛАБОМУ В ГРАМОТЕ,
УТВЕРЖДАВШЕМУ, ЧТО ИМ СОЧИНЕНО ТРИДЦАТЬ ТРАГЕДИЙ,
ОНЫХ ЖЕ НИКТО НИКОГДА НЕ ВИДАЛ
Трагедия Дизурского Танкреда,
Десятиактная, сильна весьма:
В ней мрет герой, сперва сойдя с ума
На восемнадцатой минуте бреда.
Другую пьесу тоже ждет победа:
Румрум, султан Инкурский, задарма
Страдает; здесь и пытки, и тюрьма,
Однако же герой не привереда.
Еще - о Горгоране речь пойдет,
То царь Биокский, а при нем - царевна,
И действующих лиц невпроворот.
О, кануть в Лету было бы плачевно!
Сюжетов семь сей дивный драмоплет
В кофейне излагает ежедневно.
ЗНАМЕНИТОМУ МУЛАТУ ЖОАКИНУ МАНУЭЛУ,
ВЕЛИКОМУ МАСТЕРУ ИГРАНИЯ НА СКРИПИЦЕ,
А ТАКЖЕ ИМПРОВИЗАТОРУ КУПЛЕТОВ
Средь к*злищ нераспознанный козлище,
Что выпорот в глухой бразильской чаще,
Гитарою без устали бренчащий,
Страшилище, вампирища почище;
Сей сын земли, вернее, сын грязищи,
Однако нам от этого не слаще,
Поет куплеты, чести ищет вящей,
Нещадно упражняет голосище;
Он дам прельщает рожею зловещей,
Со спесью, всем обманщикам присущей,
Уж он-то воет всех гиен похлеще;
А дальше в пущу - так и дебри гуще,
Но если проще посмотреть на вещи:
- Кончай пищать, щенок распроклятущий!
ЕМУ ЖЕ
Ужимок мною у тебя, однако
Перечислять их - смертная тоска;
Возьмешь гитару - видно мастака,
Да, ты мастак, при том, что ты макака!
Лундуном да фанданго ты, кривляка,
Терзаешь нас, - ох, чешется рука,
Маленько потерплю еще пока,
А там учти, что назревает драка!
Орфей чумазый, знай что по пятам,
С дубиной за тобой пойду, гундосым:
Моя страна - любовница ль скотам?
Не суйся к нам своим поганым носом,
Ступай-ка ты к себе на юг - а там
Нажрись бананом, подавись кокосом.
ДОКТОРУ МАНУЭЛУ БЕРНАРДО ДЕ СОУЗА-И-МЕЛО
На кладбище, в потемках, без коптилки,
Бернардо - замогильный стиходел,
Стеная, прямо на земле сидел:
Уж слез-то вдоволь у него в копилке.
Рыдал пиит, уродливый, но пылкий,
Что прах Иженьи Некой охладел,
И все в дуду привычную дудел
Над холмиком возлюбленной могилки:
"Сойдитесь тут, у скорбного креста,