— Ты позвал нас — и вот мы здесь, мы здесь!
И они ринулись вперед беспорядочной массой.
Чтобы дать читателю представление о потоке людей, стремящихся захватить места в долине, стоит освежить в памяти некоторые подробности. Следует помнить, что это не просто караван, который покинул Эль-Хатиф на западном берегу Зеленого моря, но два больших каравана, слившиеся в один, — аль-Шеми из Дамаска и Мисри из Каира. Нужно принять во внимание и то, откуда стекались паломники и кто они были. Например, в Каире собирались оба Египта — Верхний и Нижний, а также народы из таинственных пустынь внутренней Африки, из городов и стран, расположенных вдоль южного побережья Средиземного моря до самого Гибралтара; тогда как весь Восток, во всеобъемлющем смысле этого слова, собирал правоверных в Дамаске. Для потока несметного числа правоверных, нахлынувшего на них, арабы являлись перевалочной базой, подобно венецианцам по отношению к рыцарям Западной Европы во времена позднейших Крестовых походов; так что к тысячам правоверных паломников следовало причислить и тысячи тех, кто обслуживал хадж. Вторичным крупным сборным пунктом служила Медина. Едва ли можно было считаться истинно верующим, если ты, совершая паломничество, пренебрег поклонением мощам Пророка; об этом говорится в известном изречении: «В одной молитве в этой мечети более добродетели, чем в тысячах других мест, за исключением мечети Масджид аль-Харам».
Оказавшись в Медине, мог ли паломник пренебречь поклонением, если не слезами в мечети аль-Куба, извечно священного для всякого мусульманина, первого места публичного богослужения в исламе? Наконец, не забудем, что год, о котором мы пишем, относится к периоду, когда людей, чтящих Коран и почитающих Мекку, было много больше, чем теперь. И вот сейчас, взирая на эту процессию, столь многолюдную, пеструю, разнообразную, не всегда управляемую, подле своего шатра на холме сидел индийский князь. Задолго до того, как это зрелище развернулось перед ним, о его приближении возвестил пыльный столб, отчасти подобный тому, что предварял толпу израильтян в дикой пустыне во время Исхода. Вскоре после разговора с эмиром князь, глядя на это пылевое облако, сначала увидел на востоке темную полосу, подобную тонкой нити.
Полоса не дробилась на части; нельзя было различить, двигалась ли она и насколько распространялась в глубину. Звук, долетавший оттуда, напоминал шелест и свист ветра. Поначалу монолитная, полоса вскоре распалась на неравные участки, и стало видно расстояние между ними; одновременно с этим шум превратился в энергичные, но пока нечленораздельные голоса бесчисленного скопления людей. Затем участки разбились на группы, одни больше, другие меньше; потом стало можно различить отдельные фигуры; наконец то, что казалось сплошной полосой, растеклось в поражающую воображение массу — не имеющую ни центра, ни флангов, но только неизмеримую глубину.
Паломники даже не пытались придерживаться дороги; превратив шествие в гонку, они разбегались направо и налево по всей местности; каждый выискивал ближний путь, порой успешно, порой нет; в результате возникла невообразимая мешанина. Сама неровность ландшафта способствовала неразберихе. Какая-нибудь группа на миг возникала на возвышенности — и тут же исчезала в ложбине. Только что на ровной местности были видны тысячи паломников — и внезапно, словно проваливаясь, они спускались все ниже, ниже, и вместо них оставался только столб пыли или путник-одиночка.
Наконец стремительный поток настолько вышел из берегов, что в поле зрения оказались уже отдельные точки, и взгляд наблюдателя вынужденно перемещался от объекта к объекту. Вот тогда стало заметно, что в массу входили животные и люди: тут лошади, там верблюды — с верховыми и без, с поклажей и без; напрягаясь из последних сил, они стремятся вперед, подгоняемые кто криком, кто тыком, — вперед ради жизни, вперед между «двумя утехами»: впереди их манило Блаженство, а позади щетинилось копьями Отчаяние.
Наконец поток достиг восточной границы долины. Тут, казалось бы, пришедшие первыми, счастливые победители, отдохнут или без спешки выберут из множества участки по своему вкусу, но нет — расплатой, сопутствующей триумфу, был страх оказаться затоптанным тысячами спешащих следом. Продолжение пути обеспечивало безопасность — и они двигались дальше.
До сего времени зрелище имело вид общей панорамы, но теперь взгляду стали доступны отдельные подробности, и, сколь ни привычны были для князя пышные зрелища, он воскликнул:
— Это не люди — это демоны спасаются от гнева Божьего! — И он невольно подошел ближе к самому краю обрыва.