Выбрать главу

— Повелитель Магомет! Магомет, султан султанов!

Грабители бросили свои омерзительные дела, а жертвы, в которых, разумеется, затеплилась надежда на избавление, перестали стенать и вырываться; лишь самые маленькие дети да раненые и страждущие продолжали оглашать храм своими воплями.

После этого внутрь вступили пятеро герольдов. Остановившись, они выдули победоносный мотив, и при этом тысячи глаз, еще не ослепленных горем, повернулись в их сторону.

И явился Магомет!

Ангел лжемонахов не стал для него помехой!

Когда бой в гавани завершился и султану донесли, что город в его власти, Магомет отдал приказ расчистить ворота Святого Романа для всадников и, проявив тонкую дипломатию, призвал пашей и других военачальников в свой шатер; ему хотелось, чтобы они стали свидетелями того, как он получает награду, путь к которой ему проложила их отвага. И вот, с такой свитою за спиной, с эскортом из конных силихдаров и с гонцами и музыкантами впереди, он с триумфом въехал в Константинополь, миновав развалины башен Багдадской и Святого Романа.

Магомет испытывал беспокойное нетерпение. Не понимая, что его томит страсть к греческой княжне, приближенные объясняли его поведение юностью и величием его свершений. Когда кортеж въезжал в ворота Святого Романа, было также отмечено, что султан даже не обратил внимания на свидетельства бушевавшей там недавно схватки. Провожатым он отдал единственный приказ:

— Отведите меня в дом, который гяуры называют «Славой Господа».

— В Святую Софию, повелитель?

— В Святую Софию — и пусть гонцы поспешат.

Шейх-уль-ислам остался доволен.

— Внемлите! — обратился он к сопровождавшим его дервишам. — Султан Магомет намерен превратить храмы Христа в мечети еще до того, как воссядет в одном из дворцов. Прежде всего он воздает почести Богу и Пророку.

Они послушно откликнулись:

— Велик Бог и Пророк его! Велик Магомет, вершащий завоевания его именем!

Общественные здания, мимо которых они проезжали, — храмы, дворцы, а в особенности высокий акведук — вызвали восхищение султана, однако он не замедлил стремительной рыси: его громогласная кавалькада, не снижая темпа, проследовала до самого Ипподрома.

— А это что еще за дьявольское изобретение? — осведомился он, останавливаясь возле Змеиной колонны. — Сие мне повелевает Пророк! — И, взмахнув булавой, он снес нижнюю челюсть одному из питонов.

Дервиши вновь возопили:

— Велик Магомет, слуга Аллаха!

Султан повелел, чтобы его препроводили к восточной стене Святой Софии, и проводники повели его мимо части Буколеона. При виде просторных зданий, несравненных колоннад и карнизов, лишенных куполов построек из мрамора и порфира он второй раз остановился и, подумав о суетности человеческого тщеславия, произнес:

Паук паутину сплетает в царском дворце, Сова поет песни ночные на башнях Афрасиаба.

Перед входом в собор, равно как и в других местах, где ему довелось проехать, ордынники торопливо уводили прочь пленников; он делал вид, что ничего не видит. Ордынники купили у него право на добычу, многие — ценой своей крови.

У дверей собора вся свита спешилась. Магомет же остался в седле, вглядываясь в темное помещение. Наконец он распорядился:

— Пусть войдут гонцы и герольды.

Едва они шагнули внутрь, он обратился к одному из пажей:

— Возьми это и передай мне мой клинок.

Получив меч Соломона с рубиновой рукоятью в обмен на булаву Ильдерима, он без лишних слов пришпорил коня, заставив того взобраться по широким каменным ступеням и ступить в притвор. Там, все еще во власти нахлынувшего презрения, Магомет громко произнес:

— Дом этот осквернен богомерзкими образами — а ислам на коне.

Тем же манером, верхом, с мечом в руке и щитом за спиной, в прекрасной вызолоченной кольчуге — идеальное воплощение бессмертного эмира, отвоевавшего Иерусалим у крестоносцев и вернувшего его в руки Аллаха и Пророка, — Магомет впервые в жизни вступил в стены Святой Софии.

Он был поражен. Остановил коня. Взгляд его медленно скользил по первому этажу, вверх, к галереям, еще выше, к полукруглому куполу — он еще не видел ничего рукотворного, столь сильно напоминающего небеса.

— Возьми меч и отдай мне булаву, — распорядился он.

И во внезапном порыве, не слыша тех, кто голосил под копытами, и не внемля им, он двинулся вперед и, встав во весь рост в стременах, воскликнул: