— Для меня это станет честью, султан Магомет.
— Где мне тебя найти?
— В Терапии, — отвечала она.
Магомет обернулся:
— Граф Корти, доставь княжну Ирину в Терапию. Я знаю, что с тобой она будет в безопасности. А ты, Халиль, немедленно подготовь галеру, достойную греческой царицы, и проследи, чтобы на ней было довольно охраны, которая поступает в распоряжение графа Корти, — ему на некоторое время придется вновь стать эмиром Мирзой… О княжна, если я слишком много себе позволил, прости меня и дай мне вновь свою руку. Я хочу с тобой попрощаться.
Она молча выполнила и эту его просьбу.
Халиль, который не усмотрел в этой сцене ничего, кроме политики, пошел перед княжной, расчищая проход, и вскоре она оказалась вне пределов храма. По приказу графа принесли паланкины, в них княжну и ее онемевших от изумления спутниц переправили на галеру, которая в четвертом часу после заката доставила их в Терапию.
Магомет действительно вел себя при разговоре слишком надменно, однако, как он впоследствии объяснил Ирине со множеством смиренных извинений, он должен был играть определенную роль перед своими царедворцами.
После того как княжну увели, он тут же распорядился очистить храм от людей и святотатственных символов; пока кипела работа, он осмотрел здание, поднявшись с первого этажа на галереи. Его изумлению и восторгу не было пределов.
Проходя по правой галерее, он увидел грабителя, феска которого была полна кусочков смальты, выломанных из одной из мозаичных картин.
— Мерзавец! — в гневе вскричал султан. — Или не ведомо тебе, что я посвятил этот храм Аллаху? Осквернитель мечети!
Он плашмя ударил несчастного мечом. А потом, поспешив в алтарь, призвал муэдзина Ахмета.
— Который час? — осведомился он.
— Час четвертой молитвы, повелитель.
— Поднимись на самую высокую башню этого храма и призови правоверных к восхвалению Бога и его Пророка — да будут вовеки славны их имена! — за дарованные нам милости.
Так Святая София перешла из рук Христа в руки Магомета, и с того самого дня ислам царит под ее сводами. Ни разу с тех пор не разносило ее эхо звуков христианских молитв или песнопений во славу Богородицы. И то был не первый случай, когда Бог, дабы должным образом наказать людей за грехи и искажение его учения, в праведном гневе попустил их уничтожение.
Сегодня существует два города, когда-то являвшихся светочами мира, а ныне они полны проклятий, глубоко погребенных среди их руин — зданий, стен, развалин, — и каждый, кто окажется в них, должен знать, что привело их к погибели.
Увы тебе, Иерусалим!
Увы тебе, Константинополь!
Эпилог
Утром третьего дня после падения города простая галера подошла к мраморному причалу перед садом княжны в Терапии и высадила пассажира — пожилого и сгорбленного, в клобуке и монашеской рясе. Он неверными шагами дошел до ворот и шагнул под классический портик дворца. Увидел Лизандра, спросил:
— Княжна Ирина здесь или в городе?
— Она здесь.
— Перед тобой голодный усталый грек. Примет она меня?
Дряхлый привратник исчез и вскоре вернулся:
— Она тебя примет. Сюда.
Незнакомца провели в приемную залу. Встав перед княжной, он откинул клобук. Вглядевшись, она подбежала к нему и, взяв его руки в свои, воскликнула — из глаз ее струились слезы:
— Отец Илларион! Слава Господу за то, что он послал тебя мне в час сомнений и горестей!
Разумеется, в тот день испытания несчастного старца завершились, никогда больше он не знал ни холода, ни голода, всегда у него была крыша над головой.
Однако в то утро, после трапезы, его призвали на совет; узнав о предложенном браке, он прежде всего спросил:
— А к чему склоняется твое сердце, дочь моя?
Ирина открыла ему свои чувства.
Старый священник по-отечески простер руки над ее головой и, возведя очи горе, торжественно произнес:
— Мне в том видится Божий промысел. Господь даровал тебе, о дочь моя, красоту облика и силу духа и провел тебя сквозь тягчайшие испытания ради того, чтобы вера Христова не угасла на Востоке окончательно. Ступай по пути, который тебе предначертан Господом. Лишь будь тверда в том, чтобы Магомет встал перед твоим алтарем и чтобы достойно обращался с тобою как со своей женой, а предложенный им договор выполнял и в букве, и в духе. Если он согласится на это от всей души, бояться тебе нечего. Древняя Греческая церковь не совсем такова, как нам бы хотелось, но все лучше, чем полное безверие; а кто знает, что станется, когда жители вернутся в город?