— На какие еще подарки? — небрежно, как бы между прочим, поинтересовался певец.
— На сувениры всякие, на фирменный шлем, на книгу о нашем крае, отличная книга, напечатана в ГДР, вам понравится!
Вощихин покраснел, считая, что Лешка откровенно издевается над ним, хотел немедленно выгнать его из дома, но вспомнил о Маилове, сдержался и, через силу улыбаясь, выдавил из себя:
— Вот вам моя пластинка, вот лично вам моя фотография. Так… «Дорогому Алексею на добрую память. Сергей Вощихин. Москва. Март. XX век». Будет память. А завтра вечером приходите на концерт. По афишам узнаете адрес. Ждите у служебного входа от семи до полвосьмого. А как вы попали ко мне, не зная куда?
— Попал. Добрые люди помогли.
— Ладно. Идите.
Встреча с певцом длилась недолго, говорили быстро, и, выйдя на улицу, Лешка сразу не сообразил, что получил отказ, что зря обнадеживал Зинку, ребят, он был возбужден встречей, рассматривал пластинку с улыбающимся Вощихиным, но постепенно в сознании Лешки стал вырисовываться другой Вощихин — официальный, холодный и в конце концов даже расчетливый, похожий на Лешкиного соседа по общежитию, ресторанного шеф-повара, когда он подсчитывает прибыль. Но тут Лешке показалось, что он что-то недопонял, что не мог Вощихин отказать ребятам. Он отказал ему, Лешке, потому что он нахально ворвался к нему в дом, а завтра Вощихин разглядит его лучше, поймет, что Лешка не нахал, а ходок, посланный людьми, что пришел за помощью и ему, его ребятам отказать невозможно. И насчет песен Лешка не все уразумел. Разве станет человек петь то, что ему не нравится? Поешь, когда поет душа, когда не можешь не петь. А за пластинку и карточку спасибо. Зинке можно показать, ребятам, чтобы видели, что он ездил не зря. А вдруг зря?! Лешка обратно шел пешком, спорил сам с собой, доказывал себе, сомневался, а потом решил до завтра выкинуть все из головы, утро вечера мудренее, но встреча с певцом снова и снова возникала в его памяти, а потом певца сменили ребята в рабочих полушубках с покрытыми инеем усами и бровями. Улыбаясь, они кричали ему: «Ну как, Лешка?! Когда приедет Вощихин? Ты видел его?» — «Видел! — отвечал им Лешка. — Но мы пока не договорились! Он очень занят. У него план! На два года вперед!» При слове «план» ребята перестали улыбаться и разошлись по местам. Предвещая сильный мороз, над буровой вставало багрово-красное солнце. Застучали по ледяному покрову улицы каблучки Зинки, перед Лешкой всплыло ее лицо с недовольной гримасой: «А еще спорил! Лапшу на уши вешал!» Затем неожиданно все видения перемешались: и певец, и ребята, и Зинка, и буровая, и багрово-красное солнце, в глазах зарябило от смешения красок, от разноцветных пятен, странных образований, почти так же, как на увиденной утром картине, и Лешке показалось, что он начинает улавливать ее суть.
IV
— Лешенька, ты закупил весь базар! Курага! Гранаты! Мне нельзя гранаты!
— А редиску можно?
— Можно. Уже появилась редиска?
— На рынке она не сходит.
— Я не езжу на рынок, Лешенька.
— Понимаю, бабушка. Но теперь ты будешь бывать на рынке. Не волнуйся, казна не оскудеет. Жены у меня нет, дети не плачут. Одна ты у меня, бабушка! Поглощай витамины, живи сто лет!
— Мама бы посмотрела, какой ты стал… Самостоятельный… Она за тебя так боялась…
— Не плачь, бабушка, не надо. А маму я часто вижу. Она мне во сне снится, всегда живая, но молчит. Я хочу ей что-то сказать, но не могу. Потом просыпаюсь — и мне не верится, что ее нет рядом. Одна цыганка объяснила, что мама моя не умерла, пока я ее вижу, думаю о ней. Цыганка зарабатывает деньги, но на этот раз по-своему угадала. Не плачь, бабушка!
— Я не плачу, Леша. Почему ты мне не рассказываешь про певца? Он тебя не принял?
— Принял. Разговаривали. По душам… Но я еще не все понял, не во всем разобрался. Сегодня иду на его концерт. Я не навязывался. Он сам пригласил, обещал встретить.
— Хорошо. А то я боялась, что он тебя обидит. Такой может.
— Какой такой?
— Я тебе уже говорила. Рабочий человек независимо от профессии всегда выглядит в общем-то одинаково. Токарь ли он, буровик, ученый ли, артист — у рабочего человека всегда лицо труженика, у одного обветренное, у другого нежное, но в том и другом видны нерв, напряжение, усталость. Мне всегда нравились мужчины с усталыми лицами.
— Тогда, бабушка, мои ребята тебе понравились бы. Иногда, бывает, валишься с ног, но усталость приятная, знаешь, что выложился, что сделал все возможное. Ты меня понимаешь, а Зинке этого не объяснишь.