Где тогда были друзья Лермонтова, почему медлили? Из-за лени или беспечности или не понимая, кого могут потерять завтра? Они жили здесь неподалеку, князья Васильчиков, Трубецкой… Может, они были его друзьями только по балам, пирушкам и другим веселым похождениям? Не хочется в это верить, тем более что они служили с ним вместе. Но почему не помогли тогда, в самую решающую минуту жизни? Ведь известно, что люди, даже не слывшие друзьями поэта, оберегали его. Генерал Граббе отослал Лермонтова на менее опасный левый фланг фронта, а генерал Траскин оставил его, вполне здорового, на лечение в Кисловодске. И как говорит легенда, даже горцы не стреляли в молодого русского офицера в красной канаусовой рубахе, зная, что в ней воюет поэт, ашуг, убить которого у них считалось тяжким грехом.
Неужели нельзя было предотвратить дуэль? Игорь Анатольевич мысленно перенесся на сотню с лишним лет назад, перед ним возник лениво поглаживающий усы секундант Лермонтова князь Васильчиков. Он стал что-то бубнить об офицерской чести, правилах, ритуалах, а учитель, не дослушав его, начал доказывать, что все это ничтожно по сравнению с потерей великого поэта. «Где сейчас Михаил Юрьевич? Что делает?» — не скрывая беспокойства, спросил учитель у князя, а тот небрежно заметил: «Наверно, дома, вечером поедет куда-нибудь отвлечься!» Тут взгляд князя неожиданно погас, и сам он постепенно растворился в туманной дымке прошлого. Перед взором учителя всплыли генерал Верзилин и его дочери, в доме которых поэт часто бывал. Их лица были испуганны и растерянны, но и они внезапно исчезли из его сознания, когда он подошел к домику и увидел у калитки странную, несколько неуклюжую фигуру в фуражке и сюртуке, поразительно походивших на те, что висели в музейной комнате поэта и прежде принадлежали ему. Фигура обернулась, свет луны упал на лицо, знакомое по портретам, много раз виденное лицо с печальными, пронзительными до боли глазами человека, познавшего горе и счастье, любовь и разочарование, близость и разлуку… Сходство с великим поэтом было настолько впечатляющим, что Игорь Анатольевич судорожно глотнул воздух и не своим голосом произнес:
— Это вы?
Фигура утвердительно кивнула головой и спокойно произнесла:
— А вы от князя Васильчикова?
— Нет, — еле вымолвил побледневший учитель, сердце которого от сильного волнения чуть не остановилось.
— А я думал, вас прислал князь, — вздохнула фигура.
— Нет, я сам пришел, — с трудом произнес учитель. — И кажется, не опоздал. Сегодня еще двадцать шестое!
— Да, завтра двадцать седьмое, — к удивлению Игоря Анатольевича, сравнительно спокойно констатировала фигура. — И вы знаете, что здесь будет?
— Конечно! — покраснел учитель и почувствовал, что силы постепенно возвращаются к нему. — Простите, Михаил Юрьевич, но я пришел ради того, чтобы сказать вам все, что думаю. Можно?
— Пожалуйста, я подожду, — разрешила фигура.
— Что я хотел сказать, Михаил Юрьевич, — волнуясь начал учитель, — вам жить надо! Вы еще столько напишете! Завтра дуэль. Но неужели нельзя ее избежать? Можно! Я уверен в этом. Многое от вас зависит! Вы живете рядом со своим петербургским другом князем Васильчиковым, товарищем по военному училищу Мартыновым. Прибыв в часть, вы обрадовались встрече с ним и воскликнули: «Мартышка здесь!» Ведь правда же?
— Кажется, было такое, — согласилась фигура.
— Ну вот, — более уверенно продолжал учитель. — Еще скажу. Летние месяцы в Пятигорске наполнены жизнью. Приезжает много прелестных женщин. Вы одновременно флиртуете с француженкой, с дамой из Петербурга… Может, вы хотите забыться, заглушить боль раны от погубленной любви к Кате Сушковой? Я вас понимаю. Она теперь недоступна. Екатерина Александровна Хвостова — верная супруга умного и состоятельного дипломата. Кстати, в своих посвящениях вы прибегаете к буквенным обозначениям, например Н. Ф. И. Сколько потом сил и времени затратят ученые, чтобы расшифровать их, через сколько мук и препятствий пройдут они на пути к разгадке. Поэтому будьте добры, если возможно, указывайте имена и фамилии полностью. Я отвлекся. Мы говорили о вашей сердечной ране. А может, вас раздражает местное общество, чванливое и напыщенное, и, чтобы забыться, вы продолжаете любовные игры с его женской половиной?
Фигура опустила голову, то ли соглашаясь с учителем, то ли стараясь не мешать ему.
— Я прав? — остановился учитель, но, не услышав возражений, продолжал: — От вас достается и мужчинам. Вы часто задеваете поручика Лисаневича. Вы томитесь по литературной работе, пишете в Тарханы: «Я все надеюсь, милая бабушка, что мне все-таки выйдет прощение и я смогу выйти в отставку». Но император Николай не простит вам отправки за границу молодой и красивой девушки, которую он метил в свои наложницы. Вы ждете прощения, а его все нет и нет. Отчаяние охватывает вас. И даже воспетые вами горы порой кажутся тюремными стенами, их хочется преодолеть и оказаться на воле. В доме генерала Верзилина, где собирается местное общество, ваши стихи слушает профессор медицины Дядьковский и восклицает: «Что за человек! Этакий умница! А стихи его музыка, но тоскующая».