– Ну а Касваллон что поделывает?
– Держится наособицу, как всегда. Он мне как сын, он избавляет меня от стыда, который я претерпел…
– Ты рассказывал ему о своих прошлых делах? – Талиесен подался вперед и впился глазами в Оракула.
– Нет. Я сдержал обещание и никому не открыл тайны иных миров. Ты сомневаешься?
– Нет. Ты упрям и горд, но клятвопреступником не был никогда.
– Зачем тогда спрашивать?
– Затем, что в старости люди дряхлеют и становятся слабыми.
– Я пока еще не одряхлел, – с негодованием заметил Оракул.
– Верно, не одряхлел.
– Что будет теперь с королевой?
– Она умрет, как все люди, – пожал плечами друид. – Она стара, устала от жизни, ее время прошло. Один колдун когда-то послал демона с наказом убить ее и по ошибке сделал это у самых Врат. Демон почти уже настиг свою жертву.
– Не могли бы мы как-то спасти ее?
– Здесь речь о роке! – отрезал Талиесен. – Демон должен явиться за ней. Даже если он потерпит неудачу, ей недолго осталось жить, – уже мягче добавил он. – Ее сердце совсем износилось.
– По крайней мере она чего-то добилась в жизни. Она спасла свой народ, я свой погубил.
– Это правда, и мне нечем тебя утешить. Теперь уж ничего не поделаешь.
– Неужели ты лишаешь меня всякой надежды? – с мольбой произнес Оракул.
Друид вздохнул, поднялся, взял посох.
– Надежда всегда остается, какой бы эфемерной она ни была. Не ты один сожалеешь о содянном. Фарлены – и мой народ тоже, тебе не понять, до какой степени мой. Когда их не станет, уйду из жизни и я, а со мной пропадут все мои труды. Ошибку совершил ты, а я за нее расплачиваюсь. Надежда? Я скажу тебе, в чем она. Представь себе человека, стоящего в лесу Атта осенью, перед началом листопада. Он должен поймать один лист, не какой-нибудь, а особенный, не зная, на каком дереве тот растет. Вот она, надежда Фарлена. Думаешь, ваш недоумок Камбил способен на такое?
– Касваллон сумел бы.
– Касваллон не лорд-ловчий. И даже будь он им… кланы разобщены и раскиданы далеко друг от друга. Им не под силу обратить вспять столь сильного врага, как аэниры.
– Ты пришел, чтобы меня наказать?
– Наказать? Я частенько жалею, что тебя не убил, – грустно признался друид. – Проклятие на твою голову, смертный! Да и я хорош. Угораздило же меня показать тебе Врата!
Оракул нагнулся подбавить дров в огонь. Когда он выпрямился, друида в пещере не было, и меч исчез вместе с ним.
– Ты не совсем честен по отношению к Касваллону, – сказала Мэг своему отцу.
Тот, сидя в кожаном кресле, держал на руках внука, который таскал его за бороду. Маггриг давно уже достиг средних лет, но в бороде, густой и рыжей, не было проседи. Донал зевнул, и паллидский лорд-ловчий стал качать его, прижимая к себе.
– Не совсем честен? – повторил он вполголоса. – Он женился на моей единственной дочери, но по-прежнему ворует мой скот.
– Нет, не ворует.
– Признаю, что последнее время он в Паллид не суется, но это лишь потому, что аэниры перебили ему всю торговлю.
– Традиция такая, отец. Чужие кланы грабить не возбраняется.
– Перестань, девочка. Традиция давно умерла. Ему нет никакой нужды воровать скот у меня или, скажем, у Ларика. Рано или поздно он попадется – думаешь, мне собственного зятя охота вешать?
Мэг взяла у отца спящего мальчика, уложила в люльку, укрыла.
– Жизнь без риска скучна для него. – Эта отговорка даже ей показалась нелепой. Касваллон, несмотря на весь свой недюжинный ум, так и не стал взрослым.
– Раньше он, слыхать, рисковал, заводя шашни с чужими женами.
– Ну, довольно! – сверкнула глазами Мэг. – После свадьбы он ни на одну женщину даже и не смотрел… то есть смотрел, но и только.
– Не могу взять в толк, зачем ты пошла за него. Известно тебе, что на лужайке у вас за домом стоит племенной бык, которого он у меня увел? Хорошо гостя встречаете, нечего сказать!
– Забери его с собой, как уезжать будешь, – улыбнулась Мэг.
– На глазах у Фарленов? Ладно, сделаем вид, что это подарок. Я думал, женитьба исправит его. Думал, ты его заставишь остепениться.
– Так и есть. Он замечательный муж.
– Страх как не хотелось бы его убивать. Этот парень, признаться, мне по сердцу. Пусть поищет свой риск в другом месте.
– Хорошо, я поговорю с ним еще раз. Ты уверен, что это твой бык?
– Еще бы я не уверен! В ночь его пропажи Интош с семерыми людьми шел по пятам за твоим муженьком, но тот передал добычу своему Арсису, а Интош остался с носом.
– Вот бесился-то он, должно быть, – пряча улыбку, сказала Мэг.
– Он поклялся, что отрежет Касваллону уши и будет носить их на шее.
– Это не из-за быка. Говорят, как-то раз, вернувшись домой, Интош увидел, что постель его смята, а лучший меч бесследно исчез.
– Нехорошо. – Маггриг сам не сдержал усмешки. – Этот меч я подарил Интошу после победы на Играх.
– Хочешь, я отдам тебе и его? Интош наверняка будет рад получить меч обратно.
– Теперь он скорей зароет его у свинарника под навозной кучей, чем хоть раз возьмет в руки.
– Касваллон хотел его взять на Игры.
– Боги, женщина! У него что, вовсе совести нет?
– Я ничего такого не находила.
Дверь внизу хлопнула, и стало слышно, как кто-то насвистывает.
– Что ж, пойду поздороваюсь, – сказал Маггриг.
– Будь с ним полюбезнее, – попросила Мэг, взяв отца за руку.
– Полюбезнее – это как? Спросить, много ли добра он награбил?
Мэг обняла его за шею, поцеловала в бородатую щеку.
– Я люблю тебя.
– Ох, не в строгости ты росла, – усмехнулся отец. – Всегда получала то, что хотела.
Они сошли вниз. Касваллон, гревший руки у огня, лукаво сощурился:
– Как поживаешь, отец?
– Да уж чего хорошего, когда у тебя зять ворюга! – рявкнул Маггриг.
Мэг вздохнула и оставила их одних.
– Можно ли так говорить с мужем собственной дочери?
– В злосчастный день ты переступил мой порог. – Маггриг прошел к столу, налил себе меду, посмаковал. – Знакомый вкус. Такой мед Интош варит.
– В самом деле?
– Только этого мне и не хватало для полной радости. – Маггриг скорбно смежил глаза. – Под окном пасется мой племенной бык, в кубке плещется мед моего доброго друга.
– Поздравь его от меня. Лучшего я не пробовал.
– Непременно. А Гаэлен где же?
– Я отправил его в деревню знакомиться с другими ребятами.
– Разумно ли это?
Касваллон, посерьезнев, налил и себе.
– Этого все равно не минуешь. – Он предложил Маггригу стул, сел напротив, отпил глоток. – Он парень хороший, Маггриг, но много испытал на своем веку. Как бы они его не обидели. Агвейн у них верховодит.
– Зачем же ты послал его к ним?
– Поучиться. Человек только и делает, что учится выживать. В городе он прошел неплохую школу – теперь должен усвоить, что в горах жизнь точно такая же.
– Горькие слова. Будто и не твои.
– Все меняется, и я тоже. Я видел, как аэниры разграбили Атерис. Они орудовали, как лисы в курятнике.
– Я слышал, ты встречался с ними в горах?
– Было дело, – хмыкнул Касваллон.
– Двоих убил, говорят.
– Убил. Поневоле.
– Как думаешь, они нападут на нас?
– Война неизбежна.
– Согласен с тобой. Ты уже говорил с Камбилом?
– Он на дух меня не выносит, – засмеялся Касваллон. – Если я говорю «добрый день», он это принимает за оскорбление.
– Так поговори с Леофасом. Подумайте, как вам быть.
– Да, пожалуй. Он человек сильный.
– Больше того, он хитрый.
– Прямо как ты.
– Точно. Как я.
– Я повидаюсь с ним. А за свои стада можешь не беспокоиться, я этим больше не занимаюсь. Атерис отбил у меня вкус к подобным делам.
– Рад слышать.
Касваллон вновь наполнил их кубки.
– Разве что за Интошевым медом еще наведаюсь.
– Я бы не советовал.
3
Агвейн обсуждал, как им проучить низинника. Еще с десяток парней – сыновья старшин, которые сами со временем станут старшинами – сидели около сына лорда-ловчего широким кружком и слушали молча, без возражений. Гвалчмай тяготился этим. Сам сирота, он знал, что такое одиночество и холод внутри. Его не обижали лишь потому, что он всегда забавлял других и состоял на побегушках у старших мальчиков. Страх прочно сидел в его сердце. Когда Гвалчмаю было семь лет, его отца убили за браконьерство на землях Паллидов, мать сгорела от легочной болезни всего через год. Мальчика взял к себе Бадрейг, чей сын был ровесником Гвалчмая. В их доме Гвалчмаю жилось хорошо, но он очень любил родителей и несказанно горевал, потеряв их.