– Мне не нужен отец. У меня никогда его не было.
– А у меня уже есть сын, родной сын, только это никакого значения не имеет. По клановому закону я называюсь твоим отцом, поскольку за тебя отвечаю. По закону равнин, если аэниры еще не отменили его, я бы, наверное, считался твоим опекуном. Все это означает, что я должен воспитать тебя и сделать мужчиной. После этого ты, хочешь не хочешь, будешь жить уже сам по себе.
– А как вы собираетесь меня воспитывать?
– Я научу тебя охотиться, сеять, различать приметы. Научу разбираться в погоде и в людях. Научу драться и скажу – что еще важней, – когда это следует делать. А самое главное, научу тебя думать.
– Думать я умею и так.
– Ты умеешь думать как городской сирота и вор. Посмотри вокруг и скажи, что ты видишь.
– Горы и деревья, – не глядя, выпалил мальчик.
– Э, нет. У каждой горы свое имя и своя репутация, а вместе они означают одно – родной дом.
– Это не мой дом. – Гаэлену стало вдруг неуютно в новой нарядной одежде. – Я городской житель и не знаю, выйдет ли из меня горец. Не знаю даже, хочу ли им становиться.
– Что же ты тогда знаешь?
– Ненавижу аэниров. Всех бы их перебил.
– Ты хочешь стать большим и сильным, оседлать вороного коня и совершить набег на селение аэниров?
– Да, хочу.
– Ты готов перебить всех, кто там есть?
– Да.
– Ты прикажешь аэнирскому мальчику бежать, погонишься за ним и вонзишь копье ему в спину?
– НЕТ! – выкрикнул Гаэлен. – Никогда!
– Рад слышать. Ни один горец этого бы не сделал. У нас, Гаэлен, тебе поневоле придется вступить в бой с аэнирами, но я к тому времени покажу тебе, как это делается. И вот тебе первый урок: откажись от ненависти. Она затемняет разум.
– Никогда я не перестану их ненавидеть. Они злобные убийцы и поступают бесчеловечно.
– Не стану спорить, ибо ты видел их в деле. Скажу тебе так: боец должен мыслить ясно и быстро, а действовать сообразно мыслям. Некоторая доля ярости нам полезна, поскольку придает сил, но ненависть глушит все прочие чувства. Она точно конь, который понес и мчится незнамо куда. Однако давай прогуляемся.
В лесу Касваллон стал рассказывать о Фарленах, о Мэг.
– Почему ты взял жену из другого клана? – спросил Гаэлен, когда они сделали привал у ручья. – Мне Оракул рассказывал. Сказал, это показывает, что ты за человек, но я все равно не понял.
– Скажу тебе по секрету, – прошептал ему на ухо горец, – я и сам толком не понимаю. Я влюбился в эту женщину, как только она вышла из своего шатра и попалась мне на глаза. Она пронзила меня, будто стрела, ноги мои ослабли, и сердце орлом воспарило ввысь.
– Она околдовала тебя? – широко раскрыл глаза Гаэлен.
– Точно, околдовала.
– Стало быть, она ведьма?
– Все бабы ведьмы, ибо каждая из них способна порой наводить чары такого рода.
– Ну, меня-то не обморочат.
– Верю. У тебя крепкая голова и стойкое сердце. Я это понял, как только увидел тебя.
– Смеешься?
– Ничего подобного. Этим не шутят.
– Ну хорошо. Если ты знаешь, что она обворожила тебя, почему ее не прогонишь?
– Знаешь, привык я к ней как-то. Она отменно стряпает, хорошо шьет. Вся одежда, что на тебе – ее рук дело. Зачем же бросаться таким добром, сам ведь я нитку в иголку и то не вдену.
– Да, правда. Об этом я не подумал. Как по-твоему, она и меня захочет околдовать?
– Нет. Она сразу поймет, что с тобой это не удастся.
– Ладно, тогда я останусь у тебя… ненадолго.
– Отлично. Приложи руку к сердцу и назови свое имя.
– Гаэлен.
– Полное имя.
– Это и есть полное.
– Нет. С этого мгновения ты Гаэлен из Фарлена, сын Касваллона. Повтори.
– Зачем тебе? – покраснел мальчик. – Ты сам сказал, что у тебя уже есть сын. А меня ты совсем не знаешь. Я… ни на что не годен. И не понимаю, что это такое – быть горцем.
– Я тебя научу. А теперь скажи свое имя.
– Гаэлен из Фарлена, с…сын Касваллона.
– Теперь скажи, что ты горец.
Гаэлен облизнул губы.
– Я горец.
– Добро пожаловать в мой дом, Гаэлен из Фарлена!
– Спасибо, – пробормотал мальчик.
– Вот что: у меня много дел на сегодня, так ты уж погуляй пока тут один. Завтра я за тобой вернусь, мы побродим несколько дней по вереску, узнаем друг друга получше, а там и домой отправимся. – И Касваллон без лишних слов зашагал вниз, к деревне.
Гаэлен, проводив его взглядом, достал свой нож и посмотрелся в него, как в зеркало. Радость бурлила в нем. Он спрятал нож и побежал показывать свои обновы Оракулу. По дороге он неожиданно для себя самого влез на валун десятифутовой вышины и посмотрел на горы по-новому.
Воздев руки к небу, он закричал во весь голос. Эхо ответило ему, и из глаз его брызнули слезы. Он слышал эхо впервые – ему казалось, что это горы зовут его.
– Я иду домой! – крикнул он.
– ДОМОЙ! ДОМОЙ! ДОМОЙ! – ответили горы.
Касваллон далеко внизу услышал это и улыбнулся. Парню еще многому надо учиться, многое надо преодолеть. Если он полагает, что вором в Атерисе быть трудно, что-то он скажет о фарленских парнях?
Низинник в горской одежде что овца, всякий его острижет.
И то, что он сын Касваллона, не сделает его жизнь более легкой.
Но пусть завтрашний день сам заботится о себе.
Три дня новоявленные отец и сын бродили по фарленским горам – высоко, где парят золотые орлы, и пониже, где медведи глубоко метят когтями молодые деревья.
– Зачем они это делают? – спросил Гаэлен, глядя на следы когтей.
– Это полезная вещь. – Касваллон скинул котомку наземь. – Они встают в полный рост и оставляют свои метины. Если чужой медведь до них не дотянется, он уйдет из этого леса, потому что здешний хозяин выше его, а стало быть, и сильнее. Заметим себе, что здесь живет хитрый зверь: он ведь и сам до своих меток не достает.
– Как же он умудряется оставлять их на такой высоте?
– Подумай, пока будешь собирать хворост, а я тем временем обдеру кролика.
Гаэлен отправился искать сушняк. Он ломал каждую хворостину, как учил его Касваллон, и отбрасывал те, где находил сок. При этом он то и дело оглядывался на дерево с метинами. Может, медведь валун к нему прикатил? Кто их знает, насколько они умны, эти звери. Потом, уже у костра, он высказал Касваллону догадку насчет валуна.
– Хитроумно, но неверно, – вполне серьезно ответил тот. – Теперь погляди вокруг и опиши то, что видишь.
– Мы сидим в лощине. Она защищает от ветра, и нашего костра в ней не видно.
– В лощине, но где именно?
Сверившись с горами, как учил Касваллон, мальчик ответил уверенно:
– На ее северном конце.
– А дерево где растет?
– На десять шагов к середине.
– А откуда зимой ветер дует?
– С севера.
– Представь себе эту лощину зимой.
– Здесь холодно, хотя и не очень ветрено. И все засыпано снегом.
– Скажи теперь, как медведь сделал метины.
– Понял! – завопил Гаэлен. – Он влез на сугроб, наметенный с северной стороны дерева.
– Превосходно.
– Он это случайно? Или нарочно придумал, чтобы одурачить других медведей?
– Мне нравится думать, что нарочно. Медведи, видишь ли, зимой спят. Не впадают в спячку, как другие животные, просто спят подолгу. Медведь вылезает из берлоги, только если оголодает, а тогда ему уже не до меток. Но дело тут не в медведе, а в том, как надо решать ту или другую задачу. Думай, и ответ найдется всегда. Природа нам круглый год такие задачи подбрасывает.
Ночью, улегшись спать под навесом, который соорудил Касваллон, Гаэлен стал перебирать в уме то, что уже выучил. Лошадь откидывает копытом траву в ту сторону, откуда пришла, а корова – перед собой. Олень не заходит в глухую чащу, потому что питается молодыми деревьями, которые лучше растут на солнце. Его нельзя убивать на бегу, потому что от страха его мясо становится жестким. Костер всегда складывают у камня или поваленного дерева, потому что они отражают тепло. Еще он узнал имена всех окрестных гор. Он спал чутко и видел сны.