Если соединить все вышесказанное с символикой его рисунков, вывод прозвучит еще мрачнее. Очевидно, что удав является символическим образом пожирающей матери, а в более глубоком смысле — воплощением темной стороны бессознательного, удушающего все живое и препятствующего человеческому развитию. Этот пожирающий, или регрессивный аспект бессознательного, заставляет человека постоянно оглядываться назад и одолевает его, когда тот оказывается в его власти. Можно даже сказать, что удав воплощает влечение к смерти. Удав — морское чудовище, которое появляется во время ночного плавания по морю [по Юнгу], но здесь, в отличие от других мифических аналогов, герой, которого проглотил удав, уже не выходит из его чрева.
Животное, проглоченное удавом — слон. Рассмотрим его символику.
В Европе о слонах узнали только во времена поздней античности, поэтому нам доступно не так много мифологического материала. Тем не менее, даже во времена поздней античности, слон в европейской культуре играл немалую роль.
На европейский континент слонов привез Александр Македонский из Индии, где он во время своих походов впервые увидел этих животных. Позже римляне использовали слонов так же, как сегодня в ходе боевых действий применяют танки. Если прочитать все, что написано об этих животных, мы увидим, что слон окружен огромным количеством легенд и вымыслов. Например, один средневековый автор пишет, что «слоны очень целомудренные животные. Они спариваются только раз в жизни втайне от всех с целью родить потомство и, следовательно, представляют собой аллегорию брачного целомудрия. Подобно единорогу, слон любит девственницу, и только дева способна приручить его. Эта деталь еще раз подчеркивает, что слон воспринимается как олицетворение Христа». Известно, что слон является символом неукротимой стойкости духа и почитается как одно из божественных воплощений.
«В античные времена считалось, что слоны ужасно честолюбивы, и если ним не оказать соответствующие почести, они умрут от разочарования — настолько сильно их чувство собственного достоинства. Прохладная кровь слона — излюбленное лакомство змей. Они тайком подкрадываются к животному и высасывают его кровь, отчего слон неожиданно умирает. Поэтому, когда слон видит змею, он направляется к ней и пытается растоптать. В средние века со слоном сравнивали человека благородного, но подвластного изменениям настроения, ибо считалось, что слон является великодушным, умным и молчаливым животным. Однако если слон вдруг приходит в ярость, его ничто не успокоит, кроме музыки».
Эти сведения я почерпнула из занимательного труда ученого-иезуита Николя Коссена «Многозначные символы»13. Он рассказывает о слонах забавные истории, приводит примеры идиом, встречавшихся в античных языках, добавляет немного средневековых легенд: «Слоны часто купаются, — пишет автор, — а затем используют цветы для того, чтобы придать своей коже аромат. Они — воплощение целомудрия, духовного очищения, благоговейного отношения к Богу».
Все это свидетельствует о том, что, приручив слона, европейцы, также как и жители африканского континента, приписали животному героические черты, спроецировали на него архетип героя. В Африке, например, мужчина почтет за честь именоваться львом, но еще большая честь для африканца называться слоном. Лев воплощает в себе качества мужественного человека, вождя племени, однако слон почитается гораздо больше льва, поскольку связан с архетипом знахаря, шамана или мудреца, обладающего не только несомненным мужеством, но также мудростью и тайным знанием.
Таким образом, если рассматривать животных в иерархии приписываемых им символов, слон является олицетворением целостной личности, прошедшей процесс индивидуации.
Довольно странно, что европейцы автоматически приписали слону те же качества, что и жители африканского континента. В европейской традиции слон олицетворяет божественного героя, его образ связан с именем Христа и воплощением выдающейся добродетели. Однако европейцы исключили из толкования образа слона частые перемены настроения и склонность к приступам ярости.
13
Caussin, N. De Symbolica Aegypitorium sapientia. Electorum symbolorum & Parabolarum historicarum stromata. Paris, 1618, 1631.