— Останови-ка, — попросил Панкрат. — Мне тут рядом…
Председатель колхоза вылез из коробка, поджидая, не скажет ли чего еще ему секретарь райкома. Но тот молча курил.
— Начинай, что ли, ругать по-настоящему. Как Полипов сегодня утром. Был он тут у нас. Как вихрь налетел со скандалом. Хлеба-то мы и вправду ничего не сдали пока.
— Я так ругать не буду. И все же, Панкрат Григорьевич, надо маленько нажать на хлебосдачу.
— Н-да… Давят, значит, из области на тебя?
— Интересуются, — неопределенно сказал Кружилин.
Председатель долго тер закаменевшей ладонью о плетеный бок коробка, точно ладонь у него чесалась.
— Ладно, поднажмем. Дорого оно только выйдет, это нажатие. Ну, да, может, бог милостив. Только что заради тебя и поднажму, Поликарп. И то — временно. А вообще-то, хлеба сдадим государству ныне хорошо. Урожай славный у нас вышел, видишь… — И старый председатель неуклюже повел вокруг рукой, вздохнул. — Эх, кабы все это рожь была!
Это был старый и больной для всей округи вопрос. В этих местах рожь испокон веков давала урожай в три-четыре раза больше, чем пшеница. До революции местные кулаки сеяли только рожь. Тот же Кафтанов со своих трехсот десятин собирал столько хлеба, что не знал, куда девать его. В иные годы урожаи были настолько обильны, что десятки кафтановских скирд стояли необмолоченными и год и два. Имея постоянно в запасе неограниченное количество хлеба, Кафтанов не увеличивал запашный клин — за глаза было и старых пашен.
После революции и в первые годы коллективизации здесь тоже сеяли почти одну рожь. Но потом вышестоящие организации стали все активнее вмешиваться в размещение зерновых культур. Под их нажимом Кружилину пришлось еще до отъезда в Ойротию несколько потеснить рожь. А сейчас, после возвращения в Шантару, он ужаснулся: посевов ржи во всем районе едва ли наберется тысячи полторы гектаров.
Острые клинья теней уже ползли на пригорок, где стояли Кружилин с Назаровым. Панкрат все тер ладонью о коробок.
— Так как же, Матвеич, посеем на будущий год ржицы-то поболе? — проговорил он тихо. — Ты по весне обещал…
— До будущего года далеко. Там — поглядим.
Сперва у Назарова дрогнули спутанные, пропыленные брови, потом скривились обветренные сухие губы.
— Мы все глядим. Мы все по одной плашке ходим, все оступиться боимся, — заговорил он желчно. — А нам между тем дышать не дают. Сколько мы на этой пшенице теряем, а?
Панкрат Назаров выбрасывал слова тяжело, словно бревна на землю кидал, топтался на пыльной дороге грузно и неуклюже.
— Что ты так меня отчитываешь? — невольно повысил голос Кружилин. — Я, что ли, во всем виноват?
— А кто же?! — выкрикнул старый председатель и уже по-недоброму сверкнул глазами. — Полипов, что ли, один? Да Яшка Алейников? И ты тоже. «До будущего года далеко. Там — поглядим». Ишь как ты робко!
— У меня тут права маленькие.
— У меня еще меньше! А вот, к примеру, взял да принял тогда Ивана Савельева в колхоз. Попрыгал-попрыгал Яшка Алейников вокруг меня, да с тем и уехал. А я тем самым, может, человеческому стержню в Иване надломиться не дал, выдюжить помог. А ты вот мне не помогаешь.
Последние слова хлестанули Кружилина больно, чуть не до крови, потому что были несправедливыми, обидными.
— Не помогаю? Ну, во-первых, я тут и года еще не живу… — Кружилин волновался и чувствовал, что говорит не то. — Во-вторых, знаешь ли ты, как нас с тобой скрутят, если мы посевные площади пшеницы заменим рожью?
— Может, и скрутят! — выкрикнул председатель. — Но ежели еще бы двое-трое таких нашлись — уже труднее скрутить. Да еще где-то, да еще… Одним словом, как граф Лев Толстой говаривал…
— Кто, кто? — удивился Кружилин.
— Граф Лев Николаевич Толстой. Ты не гляди на меня так, я грамоты небольшой, книги его толстые, до конца мне их сроду не осилить. Но беру иногда в руки. Там в одной книге у него совсем умные слова напечатаны: ежели, говорит, плохие люди объединяются между собой, то и хорошим надо, в этом вся сила и залог. Ну и так далее. А поскольку хороших людей все ж таки больше… Да не гляди, говорю, эдак на меня.
— А кого ты, Панкрат Григорьевич, к хорошим людям относишь?
— Ну, тебя вот не к шибко плохим.
— Спасибо и на этом. А работников нашего и областного земельных отделов, которые пшеницу сеять заставляют вместо ржи?