И Полипов, мгновенно представив, что через несколько минут ему надо будет глядеть в глаза Субботину, облился холодным потом.
Однако события развернулись совсем по-другому.
- Значит, не будешь говорить? - переспросил Свиридов Антона.
- Я не предатель.
- Тебя-то мы все равно расстреляем. Пожалей хотя бы жену. Она на грани сумасшествия. Сына своего пожалей. Тетку свою... Ту сердечные припадки колотят, ты ее фактически погубил уже. Но жену и сына можешь спасти еще. Ну? Хотя бы предположительно?
Полипов видел, как лоб и щеки Антона покрылись крупной испариной.
- И предположительно я вам ничего не скажу. - Голос Антона осип, он громко глотнул слюну. - Пора бы это понять.
- Заговоришь, неправда... Косоротов!
И Косоротов втолкнул через порог Лизу. Антон и Полипов враз встали. Постояв, Полипов сел, а Антон продолжал стоять, держась за край стола.
Смотреть на Лизу было страшно. Растрепанная, в лохмотьях, она диким взором обвела комнату.
- Сын... Где мой сын? Что вы с ним сделали?! - заголосила она, упала на колени, поползла к столу.
- Лиза! Лизонька! - Антон кинулся к жене, поднял ее, но Свиридов торопливо вышел из-за стола, отшвырнул от Антона жену.
- Юрка жив-здоров пока. - И повернулся к Антону: - Будешь говорить?
Антон вытер рукавом пот со лба.
- Мне нечего сказать... Нечего!
- Заговори-ишь! - И Свиридов рванул обитую войлоком дверь, прокричал туда: - Займитесь!
Все дальнейшее Полипов видел и воспринимал сквозь какой-то серый качающийся туман. Из комнаты, в которую вела обитая войлоком дверь, выбежали трое черных людей, схватили Лизу, поволокли. Антон бросился было вслед, но потом попятился назад, чуть не стоптал его, Полипова, и прижался к стенке спиной. И так стоял, крепко зажмурив глаза, царапая эту стену пальцами, обламывая ногти, слушая тяжкие стоны жены из соседней комнаты... Полипов поглядел на тот участок стены, которую царапал Антон. И увидел в том месте ободранную штукатурку, сквозь которую проступала в нескольких местах занозистая дрань. И он понял, что Антон не раз уже стоял вот так и царапал стену. И его замутило, в голове все поплыло.
Сколько времени все это продолжалось, Полипов не знал. Он очнулся от пронзительного голоса Лизы:
- Где мой сын? Вы его замучили? Вы его убили?!
Лизу, видимо, только что вытолкнули из-за войлочной двери, она ползла по полу, пытаясь встать. Голое плечо и ладони ее кровенились.
- Пока еще нет. Но замучаем, если будешь молчать!
Это Свиридов опять говорил Антону, который все так же стоял у стены, закрыв глаза.
- Покажите мне сына! Вы его убили... Покажите мне сына! - без конца повторяла и повторяла Лиза. Она поднялась наконец, но, никого не узнавая, крутилась на одном месте.
- Хорошо. Сейчас ты увидишь сына. Косоротов!
Косоротов так же молча, как Лизу, втолкнул из коридора в кабинет Юрку.
- Мама! Мамочка!
Лиза мгновенно узнала сына, цепко схватила его дрожащими руками, марая своей кровью его грязную рубашонку, и вместе с ним опустилась на пол - ноги ее не держали.
- Сынок! Сыночек, ты жив? Жив!
- Я жив, мама... - Он взял в ладошки ее лицо. - Какая ты стала, мама!
- Они били тебя? Они били тебя?
- Нет, меня не били. Только я есть хочу. Тут плохо кормят... - И мальчик увидел отца и Полипова. - Папка! Дядя Петя!
Он хотел было подбежать к отцу, но не мог вырваться из цепких рук матери.
- Какой папка? Его нету, он не приезжал еще из Томска, - торопливо заговорила Лиза. - А у меня телеграмма есть. Мы ведь поедем сейчас к нему в Москву. А ты поспи, поспи, сынок, перед дорогой. Усни и есть не будешь хотеть. А я песенку тебе спою, которую папа сочинил...
И она, прижимая к себе сына, запела тоскливо и жалобно,, с трудом припоминая слова:
Над городом запах черемух... струится,
Давно отступила уж зимняя стынь...
- Ну, так будешь говорить? - резко спросил Свиридов, подойдя к Антону, Или - прощайся с сыном.
Он подождал немного и, видя, что Савельев молчит, дернул бесцветными, сухими губами, сказал в третий раз:
- Вре-ешь, заговоришь! - И, оторвав мальчишку от матери, толкнул его за войлочную дверь. - Займитесь и этим щенком!
- Мама! Мама-а! - истошно закричал Юрка уже из-за двери.
Этот крик звоном отозвался в голове у Полипова. Чувствуя, как по груди и спине, между лопатками, обильными ручьями стекает холодный пот, он встал, хотел было куда-то идти.
- Сидеть! - рявкнул Свиридов.
Полипов сел и стал тупо, ничего уже не ощущая, глядеть на Лизу. А та, страшная, косматая, как-то странно ползала по полу, ощупывая каждую половицу. Потом посидела в задумчивости несколько секунд и начала руками ловить воздух, потрескавшиеся губы ее что-то шептали. И Полипов различил еле слышимое:
- Юра... Юронька, сынок? Куда вы дели моего сына?!
Она, шатаясь, встала, ткнулась в стол, потом в стену. Прислушалась к чему-то, улыбнулась. Глаза ее, зеленоватые, бездонно глубокие глаза, которые так нравились Полипову, горели нездоровым, но красивым огнем...
Полипов отлично понимал, что там, за обитой войлоком дверью, происходит ужасное. Там, почти на глазах у беспомощного отца и обезумевшей матери, пытают ребенка. Но то ли он притерпелся ко всему, то ли просто внутри у него все одеревенело - он не испытывал того головокружения, от которого несколько минут назад почти потерял сознание, его только сильно тошнило, и он боялся, что его вырвет.
Антон не царапал теперь стену, глаза его были открыты, зубы крепко сжаты, так крепко, что отчетливо обрисовывались челюсти, делая его лицо некрасивым. И еще Полипову казалось, что зубы Антона с тихим треском крошатся.
А Лиза между тем все скользила по стене к обитой войлоком двери. И вдруг оттуда раздалось:
- Ма-ама-а! Мам...
- Хватит! Хвати-ит! - Свиридов рванул воротник. Потом схватил себя за горло, задыхаясь. - Увести всех! Всех Савельевых!
Свиридов подбежал к шкафу, достал бутылку.
Снова застучало стекло о стекло.
* * * *
Выпив, Свиридов успокоился, сел опять за стол, нервно поворошил бумаги, нашел что-то нужное, минут десять писал, протыкая пером тонкие листы.