— Ну хорошо. Давайте начнем и пройдемся по кругу, — сказала им Джеки радостным голосом, словно это был их первый день в детском саду. — Назовите свои имена и объясните, как вы здесь оказались. Только не затягивайте, пожалуйста.
Она кивнула, указывая на Нейта, потому что он сидел рядом с ней. Ему-то и пришлось начинать.
От неловкости Нейт заерзал в кресле от Шарля Имэ. Вся мебель в этой шикарной реабилитационной клинике в Гринвиче была современной и сочеталась с минималистским бежево-белым дизайном помещений. Пол был вымощен итальянским мрамором кремового цвета, белоснежные шторы закрывали окна во всю стену, а персонал был одет в бежевую льняную униформу, специально смоделированную к девяностым годам дизайнером Гуннером Гассом, бывшим пациентом клиники, который нынче являлся членом попечительского совета.
— Ну ладно. Мое имя Натэниел Арчибалд, но все зовут меня Нейт, — пробормотал он, ударяя ботинком по ножкам стула, и откашлялся. — Меня взяли пару дней назад, когда я покупал травку в Центральном парке. Поэтому я здесь.
— Спасибо, Нейт, — прервала его Джеки. Она холодно улыбнулась и что-то записала в планшет. — У нас здесь принято все называть своими именами. В вашем случае это — не травка, а марихуана. Если вы будете называть все по имени, вы сделаете шаг к тому, чтобы избавиться от зависимости.
Она снова улыбнулась ему:
— Давайте-ка попробуем еще раз!
Нейт смущенно оглядел всех неудачников. Всего их было семь: три парня и четыре девушки. Они потупили взор, видимо, волнуясь, ведь каждому из них придется говорить, и уже заранее испытывали жуткий дискомфорт. Так же себя сейчас ощущал и Нейт.
— Я Нейт, — механически повторил он. — Полиция застукала меня в парке, когда я покупал марихуану. Поэтому я здесь.
Напротив него сидела девушка с темными волосами, достающими до талии, кровавого цвета губами и очень бледной, почти синей кожей, она смотрела на пего так, словно была обколотой Белоснежкой.
— Это уже лучше, — заключила Джеки. — Следующий.
Она кивнула японке, которая сидела рядом с Нейтом.
— Меня зовут Ханна Кото. Две недели назад, перед тем как пойти в школу, я приняла экстази, а в классе на уроке тригонометрии я легла на пол, чтобы пощупать ковер.
Все, за исключением Джеки, засмеялись.
— Спасибо, Ханна. Это было неплохо. Следующий.
Нейт забил на двух следующих выступающих, его прикалывало, как Белоснежка нервно трясла ногой, словно не могла дождаться своего собственного концерта. На ней были светло-голубые замшевые ботинки, которые выглядели совершенно новыми.
Наконец наступила ее очередь.
— Меня зовут Джорджина Спарк, для некоторых я просто Джорджи. Кажется, я попала сюда, потому что не уважала своего папашу, пока он не отдал концы. Поэтому мне приходится ждать восемнадцати лет, чтобы начать жить так, как я хочу.
Все нервно засмеялись. Джеки недовольно зыркнула.
— Джорджина, вы можете назвать вещество, которое принимали?
— Кокаин, — ответила Джорджи, и прядь ее темных волос упала ей на лицо. — Я продала свою любимую лошадь, чтобы купить пятьдесят граммов. Об этом трезвонили все средства массовой информации, даже показывали по телевизору. «Нью-Йорк пост», четверг, февраль…
— Спасибо, — перебила ее Джеки. — Следующий, пожалуйста.
Все еще продолжая трясти ногой, Джорджи посмотрела сквозь волосы и встретила заинтригованный взгляд Нейта озорной улыбкой.
— Сука, — неслышно произнесла она, указывая на Джеки.
Нейт улыбнулся в ответ и слегка кивнул головой. Сол Бернс советовал ему воспринимать реабилитацию как работу после школы. Что ж, теперь у него было над чем поработать.
Серена носит свою любовь на футболке
В пятницу вечером Чак Басс сидел во втором ряду и ждал, когда же начнется показ Леза Беста.
— Вы ведь друзья с этой Сереной, я прав? — спросил его Сонни Уэбстер, худощавый парень с черными как смоль волосами, промелированными светло-коричневыми прядками. Сонни был сыном Вивьен Уэбстер, британского дизайнера нижнего белья, чьи мужские трусы, облегающие бедра, были сейчас на гребне волны.
Сонни и Чак встретились накануне в баре и уже успели скорешиться. Неудивительно, что даже мокасины на неоново-зеленой резиновой подошве у них были одной фирмы «Тодз». От такой обуви веяло голубизной, и она вовсе не была рассчитана на то небывалое количество снега, которое согласно прогнозам должно выпасть сегодняшним вечером. Чак кивнул: — Она выйдет голой. Вот что я слышал. — Он погладил заявивший о себе живот. — Я больше не могу ждать, — равнодушно добавил он.
— Гляди, Чак разговаривает с этим, как его, ну, с голубым сынком Вивьен Уэбстер, — прошептала Кати Фаркас Изабель Коутс. — Могу поклясться, что Чака теперь интересуют мальчики.
Они с Изабель сидели в первом ряду, как и планировали. Но вовсе не из-за оказанной ими добровольной и никому не нужной услуги, а по той причине, что отец Изабель, очень известный актер Артур Коутс посетовал на то, что его дочь потратила целое состояние на всю весенне-летнюю коллекцию Леза Беста, а потому вполне заслуживала права сидеть в первом ряду.
— Я думаю, может, он би, — прошептала Изабель. — На нем все еще тот перстень с розовой монограммой.
— Да уж, будто от него вовсе не отдает голубизной.
Огромный тент в Брайант-парке был буквально набит издателями журналов мод, фотографами, актрисами и богемой. Из колонок «Боуз» вырывалась известная песня Блонди «Стеклянное сердце». Кристина Риччи сидела в первом ряду и по мобильному телефону спорила с личным пиарщиком, отстаивая свое решение пойти на шоу Леза Беста, а не Джедидаи Эйнджела, чей показ в то же самое время проходил неподалеку.
— Посмотри на него! Флоу из группы «45»! — взвизгнул Сонни. — Он просто божественен. А вон там Кристина Риччи. У моей матери куча заказов от нее.
Чак вертел головой, пытаясь заметить каких-нибудь знаменитостей и обратить на себя внимание окружающих. Вот в третьем ряду он заметил Блэр, ее отделяли от него десять мест. Он послал ей воздушный поцелуй, и она в ответ ему улыбнулась.
— Почему мы здесь опять? — спросила, зевая, Блэр Аарона. Несмотря на то что все эти дни Серена ее ужасно раздражала, на показ она решила прийти, чтобы посмотреть, не подойдет ли что из осенней коллекции Леза Беста ее новому имиджу. И теперь ей приходилось сидеть в этом спертом, переполненном помещении, слушать оглушительную музыку и вдыхать невыносимый запах всевозможных духов, хотя на самом деле ей было глубоко плевать и на тряпки, и на то, что Серена была звездой этого шоу. Это все, что нужно было Серене: доказать, что она пуп земли.
Блэр было не до тусовок с привлекательными моделями или с манерными модельерами: она ведь собиралась в Иель — святую святых высшего образования, и очень скоро ее пригласит на свидание один элегантный мужчина. Казалось, что все увлечения молодыми парнями в прошлом. Шум и блеск Недели моды больше не были столь притягательными, когда ее звала за собой собственная жизнь. Плюс их места были в третьем ряду, а это было самой большой неприятностью для нее, потому что на всех показах мод она сидела в первом или, по крайней мере, во втором ряду.
— Честно говоря, я вообще не знаю, что здесь делаю, — угрюмо ответил Аарон. Он расстегнул ярко-зеленую куртку для гольфа от Леза Беста, который подарила ему Серена, а потом снова застегнул ее. Куртка была сшита из плотного хлопчатобумажного полотна и при движении издавала шуршащий звук. Для него она была слишком крикливой, но он надел ее, потому что Серена настояла, что нельзя прийти на показ коллекции дизайнера и сидеть в третьем ряду, не надев на себя хоть что-нибудь из его вещей. Аарону нравилась прикольная атмосфера шоу. Это было похоже на рок-концерт. Но в том, что эта безумная толпа собралась, чтобы поглазеть на тряпки, было нечто ненормальное.