Солнце уже зашло за горы, а я, расставив палатку, и оставив разожженный костер, полез прямо по скалам вверх, совершенно не понимая, чем все это кончится, но осознавая намерение, что есть же отсюда где-то выход, и я его найду сейчас, пусть хоть наощупь. А до верху около 800 метров. Ничего, взлетел за полчаса, наверное, не смотря на весь тот путь, что был позади. Там с высоты птичьего полета я обозрел пространство. Сильно, конечно, не порадовался, но увидел места более-менее пригодные для подъема с рюкзаком.
С утра, конечно же, я никакой. Болит все, особенно сбиты все ноги после вчерашнего марша и покорения вершины. Эмоционально тоже никакой.
Там наверху я получил иной опыт. Видно моя идея — на этой стороне, посредством церемониала, вскрыть духовную подоплеку Северных божеств — каузально не выдержана.
Тот поток переживаний, который нахлынул на меня здесь, требует Времени для серьезной проработки. Это, во- первых. Во-вторых, физические нагрузки требуют восстановления, а церемониал требует хорошей физической формы. Ну и, в-третьих, об этом стоит поговорить.
Места здесь, как я начинаю понимать, — заповедные. Следов человека здесь почти нет. Здесь если люди появляются, то только со стороны Моря, так как места здесь недоступные другим путем. А с моря, видно, надзор контролирует. За три дня здесь я не видел ни души, если не считать ту яхту, которая спряталась в бухте для рыбалки на удочку. Но эти ребята даже на берег не сходили. Всё время, пока я шёл по берегу — сплошь лежбища морских котиков. Уток всех мастей и всяких редких птиц. Я тут непрерывно смотрю «В мире животных», так как эта дичь почти совсем не пугана. Котики тут вчера до часу ночи спать не давали, такой сабантуй устроили. От них столько шума. Сегодня, правда, все успокоились. Поди, по поводу моего прихода решали вопросы, а сегодня все уколбасилось и тишина. Чайки, правда, еще возмущались больше всех. Но потом, похоже, все смирились с тем, что я пришел, жизнь у них у всех снова пошла своим чередом. Видно настолько редкое здесь событие — человек. На протяжении всех 15-20 километров я не видел никаких следов туристических стоянок, это по всей длине тонкой кромки берега. Здесь даже карта острова, которая продавалась, показывает только ту половину острова, которая заселена, и более-менее разработана. А этой части на карте как специально нет.
Для меня это, конечно, сильно осложнило задачу, но, с другой стороны, туристам не повадно. А без карты нормальный человек вряд ли пойдет. Все это я говорю, чтобы еще раз подчеркнуть до чего здесь дикая и не тронутая природа. Корабль и тот один раз затри дня проплывал, и то вдали от берега.
О фактической красоте мест я не говорил до последнего, потому что сам не смел поднять своих глаз, не успел как следует очиститься от мирских вибраций или, другими словами, не сонастроился.
Здесь каждой твари по паре. У них у всех любовь и гармония. А вот разрешение взглянуть я получил только вчера вечером, когда забрался на вершину скалы. Там я увидел в блеклых тонах вечера ярко-красно-оранжевую горную лилию, очень редкую среди здешних цветов. До этого я её видел только раз, там, где был домик, когда ходил на разведку. Так вот, в этой горной лилии я увидел Всё, всю квинтэссенцию, всё назначение этого места — хранить красоту. И эта лилия мне открыла глаза. Она мне еще и рассказала, зачем я здесь и как мне себя вести, что делать и чего не нужно делать. А потом я уже поднял свой взор на Байкал и на дальние берега. И все это вдруг озарилось лучами заходящего Солнца. Небо было гармонично расписано всеми видами облаков, а Байкал был так тих, что все это небо отразилось в нем во всей своей полноте, но плюс еще легкое движение воды. И получилось так, что динамичное небо внизу плавно переходило через полоску лиловой дымки в совершенную статику верхнего неба. И все местные твари вдруг враз смолкли. И в этот момент я совершенно естественно стал таким же безмолвным и неподвижным как верхнее небо. Горная лилия позволила мне взять её в руки. в этом безмолвии лилия продолжала мне говорить, но уже другим голосом, голосом самого близкого далёка. Я здесь, чтобы увидеть исток любви. А лилия благословила мою любовь. Если в незабудке я видел душу Эльвиры, то в лилии я увидел истоки моей любви к ней. Любовь — это дыхание вечности. «Бог» — было последнее слово лилии. А дальше она молчала.
Внизу, когда я устанавливал кострище, рядом с камнями росли фиолетовые флоксы. Мне пришлось их сорвать и поставить в бутылку с водой, чтоб не опалить огнем. Я их поставил на каменную плиту, и поставил портретик Шивы. А когда я спустился с лилией, я поставил её в бутылку на другой стороне каменной плиты. Бутылка с лилией совершенно не нуждалась в портретике.
Вчера вечером я все-таки, с позволения духа места, совершил первую церемонию из цикла 24-х по северной традиции. И мне захотелось, чтобы она была последней церемонией. Знания, конечно, раскрылись очень интересные, можно даже книгу средних размеров написать по шаманизму и магии северных народов, в которой содержались бы знания такие, которых нет в книгах нынешнего времени на эту тему. Но я понял суть этой традиции и её фундамент, это схоже с «Тропой» А. Андреева, все-таки корень во многом един. Но я, к сожалению, далек от этого от самого своего рождения. Поэтому сегодня с утра я решил очистить себя и место от предыдущей церемонии возжиганием огня Всевышнему. Это мне хотелось сделать еще тогда, когда я вышел на домик. Я подумал, что я обязательно посвящу церемонию Всевышнему когда-нибудь. А сегодня утром я понял, что это именно сейчас.
Когда появились первые вибрации Всевышнего место не только приняло меня, но я вдруг почувствовал, что мы полюбили друг друга во Всевышнем, — это особый род любви, любви, которая запечатлевается в вечности и связывает узами вечности. Дух места и доселе устрашающие меня горы — теперь все смотрело иначе. Теперь все это не хотело меня отпускать. И я понял, что сегодня я ухожу отсюда, потому что мне все равно отсюда придется когда-нибудь уйти. И дух это тоже понял, и я сильно заплакал, и чайка в ответ тоскливо и протяжно закричала. Это был самый тихий восход Солнца.
И первый раз я заплакал так сильно и горько.
Я опустил свое тело в ледяную воду Байкала, но тело все равно продолжало рыдать.
У моей лилии был бутон, и я сейчас взглянул на нее после церемонии — он раскрылся, на третий день стояния в бутылке на солнцепеке и он раскрылся. Да так гармонично: три лепестка завернулись вверх, а три припущены вниз. Она как бы хочет показать себя во всей красе и в то же время немножко стесняется.
__ пусть озеро неслышно напевает
Парящий вектр движениям моим.
Я вновь и вновь лишь благодарность излучаю
Врагам возлюбленным моим.
Пусть феникс синим пламенем едино
Возносит суть тончайшую мою
К престолам, где так тихо —
глаголет истина, сплетая—
Судьбу счастливую—, но чью?...
Пусть будет тайной до поры.
Дракона светлого лучи
Туман бессмысленных метаний
Разгонят по равнинам тишины
И озарится пик вершины
До времени не ведомой горы
Пусть это будет нам во благо:
Огонь, вода, земля и небо —
Созвездие играющих стихий —
Придет к тебе...
Ты не отвергни,
Войди в игру и успокоишь сон,
Когда увидишь...
Что пред тобой был только Он.
Дневник по Байкалу писался сразу, на месте, поэтому в нем сохранен энергетический фон пребывания в Там. Его лучше просто прочесть на одном дыхании, а потом запарить хороший зеленый чай из свежих почек и листочков и снова погрузиться в энергетический фон прочитанного.
Когда я работал на заводе в смену, я провел эксперимент на одном аппаратчике. Это была более-менее спокойная ночная смена. Я посадил его в своей мастерской. Оставил ему термос с кипятком, чайник глиняный, зеленый хороший чай, пиалу и объяснил вкратце как вести индивидуальную чайную церемонию. Ты, говорю, читай не спеша и подливай кипятку в чайничек, прочел пару абзацев — отпил из пиалы пару глоточков. Часика через два зашел на него посмотреть. Сидит. Сидит где-то. Посмотрел на меня глазами «доброго старца» и говорит: «Ты чего-то со мной сделал». Через час он был уже в норме — вернулся.