Двойные шоры
Так почему же две эти доктрины, на которых строится традиционная наука, — натурализм и фальсификационизм — оказываются непригодными, когда речь заходит о познании Божественного? Да потому, что и то и другое — непозволительные шоры. Чтобы выяснить почему, проведем мысленный эксперимент. Представим, что есть некие убежденные и талантливые верующие, которые не знают себе равных в «традиционных» научных исследованиях и при этом горячо преданы всемогущему Богу. И вот в их распоряжение переходят все крупные исследовательские институты и университеты. У них в запасе — десятилетия. Вопрос: до чего, самое большее, додумаются эти верующие гении? Разумеется, они могут поставить под сомнение все научные теории, в которых не было четкого представления о Боге. Они могут разработать собственные детально продуманные модели мира, в которых, с одной стороны, центральное место отводится Богу, а с другой — нет ни малейшего противоречия с полученными когда бы то ни было эмпирическими данными. Вопрос на миллион долларов: а сумеют ли они доказать существование Бога?
Ответ — нет, не сумеют. Они, конечно, могут доказать, что атеизм — воззрение совершенно необоснованное и что разумному человеку и в голову не придет искать ему подтверждений. Они могут до мелочей разработать всеобъемлющую картину мира, во всем зависящего от Бога. Но доказать, что Бог есть, — этого они не сумеют. Натурализм не позволит им оперировать данными и свидетельствами, выходящими за рамки восприятия пяти органов чувств, а фальсификационизм помешает прийти к какому бы то ни было окончательному выводу. Скованные этими идеологическими наручниками традиционной науки, из-за которых сама наука сводится лишь к опровержению теорий на основании эмпирических данных, они никогда не смогут найти положительное доказательство существования сверхъестественного Бога.
И что же остается нам, жаждущим духовности рационалистам? Если даже при таком идеальном раскладе традиционная наука не сможет дать нам убедительных доказательств бытия Бога, значит ли это, что нам остается лишь слепо верить в то, что говорят нам духовные лидеры? Неужели нельзя применить научные методы наблюдения и эксперимента для постижения Всевышнего? Оказывается, древнеиндийские ведические писания предоставляют нам именно такую альтернативу.
Наследие Просвещения
Дабы по достоинству оценить ведические писания и то, что они предлагают нам, прежде всего следует понять, что научный мир крепко держится за натурализм и фальсификационизм, ибо они помогают отличить науку от псевдонау-
ки. Сегодняшние ученые — интеллектуальные наследники Просвещения, европейского культурного течения XVIII века, переместившего взгляд человечества с небес на землю. Его последователи ставили разум и прогресс выше догмы и традиции. Будучи их наследниками, представители современного научного сообщества постоянно стремятся очертить границы науки, сводя ее к постижению мира через логику и разум — пути, открытому для индивидуальных поисков и начинаний. В то же время они неустанно оттесняют в область псевдонауки любые воззрения, которые, как им кажется, зависят от личных переживаний или основаны на пассивном созерцании (сюда же обычно относятся и любые религиозные взгляды). И натурализм, и фальсификационизм содействуют такому разграничению, поэтому основная масса ученых склонна признавать их как догму.
Допуская, что мотивы, стоящие за этим, — отделить строгое научное исследование от чьих-то фантазий — вполне хороши, стоит тем не менее задуматься: а являются ли две эти доктрины единственным средством достичь данной цели? Нет, если обратиться к ведической мудрости. Избегая ловушек, таящихся в натурализме и фальсификацио-низме, ведические писания предлагают собственный путь познания, который тем не менее также строг, систематичен и проверяем. На самом деле традиционный ведический способ постижения Бога (как он представлен в «Бхагавад-гите», «Шримад-Бхагаватам» и других подобных писаниях) являет собой образец подлинной науки, хотя и приспособленной к познанию духа.
Методы гуманитарных наук
Первый (и в каком-то смысле ожидаемый) шаг на этом пути — осознание того, что Бог личность и что отношение к Нему должно быть соответствующим. Он не какой-то инертный вселенский субстрат, который можно добыть и положить на стеклышко микроскопа. Поэтому, если уж и брать за образец науку, то подойдут скорее не естественные, а общественные науки.
Конечно, многие «серьезные» ученые посмеиваются над теми, кто относит к наукам такие дисциплины, как психология, обществознание и экономика. Но это отнюдь не мешает огромному числу серьезных исследователей применять научные методы к изучению человека и общества. Разница лишь в некоторых особенностях изучаемых объектов, которые приходится принимать во внимание, — например, их самоощущение и волеизъявление, которыми ученые-естественники, занимающиеся мертвой материей и низшими видами жизни, обычно позволяют себе пренебречь. Но если даже изучение человека как носителя сознания является задачей общественных наук, почему для постижения Бога нужно пользоваться естественно-научными методами? Если уж на то пошло, Бог — это сверхчеловек.
Как же охарактеризовать духовную общественную науку, представленную в Ведах? Традиционную науку — будь то общественная или какая бы то ни было еще — можно определить как «объективное исследование природы при помощи органов чувств и приспособлений, их дополняющих». Но если учесть, что в ведических писаниях Бога называют Адхокшаджей («недосягаемым для чувств») и Ачинтьей («непостижимым»), становится очевидной необходимость видоизменить это определение в соответствии со спецификой познания Трансцендентного. Вот как может звучать определение духовной науки, учитывающее трансцендентную природу Бога: «субъективное мысленное переживание трансцендентной реальности в соответствии с указаниями священных писаний».
Можно ли сказать, что это новое определение ненаучно? Шрила Прабхупада так не считал. Он называл духовную практику «наукой самоосознания». Рассмотрим составляющие этой «науки самоосознания» и выясним, насколько такое название оправданно.
Прежде всего, наше определение включает в себя понятие субъективности, обычно не свойственной традиционной науке. С другой стороны, современная наука (через принцип неопределенности Гейзенберга и квантовую механику) привносит в физические уравнения такую величину, как наблюдатель, не позволяя человеку оставаться лишь пассивным зрителем. Таким образом, каждый шаг исследования несет на себе отпечаток присутствия и восприятия человека, и нет такого понятия, как знание «само по себе», вне познающего. И пусть это справедливо лишь для бесконечно малых квантовых величин, но факт остается фактом: традиционная наука, по сути, демонстрирует, что объективность может быть иллюзорной. А значит, вряд ли нас можно упрекать в том, что мы рассуждаем о науке, основанной на субъективном опыте.
Далее в нашем определении духовной науки говорится о сознании. Именно сознание, а не физические органы чувств, является здесь главным орудием исследования. Это очевидным образом противоречит доктрине методологического натурализма, которая ограничивает измерения областью, доступной чувствам и приборам. Значит ли это, что наше определение перестает быть научным в полном смысле этого слова?
Изоморфизм
Теперь рассмотрим принцип изоморфизма. В соответствии с этим принципом, инструмент, применяемый для изучения некоего явления, должен иметь сходную с ним природу. Полагаться в познании Бога только лишь на органы чувств и измерительные приборы — значит нарушить этот принцип, ибо чувства могут воспринять лишь материю, тогда как Бог духовен. Учитывая это, единственное разумное решение в нашей ситуации — воспользоваться иным, более подходящим инструментом. Слепо цепляться за какие-то средства лишь потому, что они привычны и удобны, несмотря на их явную неприемлемость, — признак неразумного исследователя. Хорошие ученые так не поступают. Несколько десятилетий назад известный химик Джон Платт писал в журнале «Сайенс»: