Ольга Токарчук
Веди свой плуг над костями мертвых
Prowadź Swój Pług Przez Kości Umarłych (2009)
(с использованием перевода на украинский Божены Антоняк)
1. А теперь остерегайтесь!
Я уже в таком возрасте и в придачу в таком состоянии, что перед сном должна всегда тщательно мыть ноги, на случай, если Ночью меня заберет «скорая».
Если бы в тот вечер я проверила в «Эфемеридах», что происходит на небе, то вообще бы не ложилась спать. Между тем, я заснула очень крепко; выпила на ночь чая с хмелем, а кроме того, проглотила две таблетки валерьянки. Поэтому, когда посреди Ночи меня разбудил стук в дверь — неожиданный, непрерывный и потому зловещий — я никак не могла прийти в себя. Вскочив, я стояла у кровати, покачиваясь, потому что сонное, дрожащее тело никак не могло перепрыгнуть от невинности сна к реальности. Мне стало нехорошо, я оступилась, будто теряя сознание. Иногда, к сожалению, такое со мной случается, это связано с моей Болезнью. Пришлось сесть и несколько раз повторить себе: я дома, на улице Ночь, кто-то стучится в дверь, и только тогда мне удалось овладеть собой. Нащупывая в темноте тапочки, я услышала, как тот, кто стучал, обходит дом вокруг и что-то бормочет. Внизу, в нише для электросчетчика, я держу паралитический газ, который дал мне Дионизий для защиты от браконьеров, и именно о нем я сейчас и подумала. Я нащупала в темноте знакомый холодный баллончик с аэрозолем и, вооружившись им, зажгла свет на крыльце. Выглянула в боковое окошко. Снег заскрипел, и в поле моего зрения появился сосед, которого я называю Матогой. Он придерживал руками полы старого кожуха, в котором я часто видела его за работой возле дома. Из-под кожуха виднелись ноги в полосатых пижамных штанах и тяжелых горных ботинках.
— Открой, — сказал он.
С нескрываемым удивлением посмотрел на мой летний льняной костюм (я сплю в том, что летом собирались выбросить Профессор с женой, потому что это напоминает мне мои молодые годы и тогдашнюю моду — и таким образом совмещаю Полезное с Сентиментальным) и бесцеремонно зашел внутрь.
— Пожалуйста, оденься. Большая Ступня мертв.
Пораженная, я на мгновение замерла, молча надела высокие сапоги и набросила первую попавшуюся куртку, которую стащила с вешалки. Снег на улице в пятне света от лампы на крыльце превращался в медленный, сонный душ. Матога молча стоял напротив меня, высокий, худой, костлявый, похожий на фигуру, набросанную несколькими взмахами карандаша. С каждым движением с него осыпался снег, будто с присыпанного сахарной пудрой печенья.
— Как это «мертв»? — наконец выдавила я из себя, открывая дверь, но Матога не ответил.
Он вообще неразговорчив. Наверное, у него Меркурий в знаке, определяющем молчаливость, думаю, что в Козероге или в конъюнкции, квадрате или, может, в оппозиции к Сатурну. Это также может быть Меркурий в ретроградации — тогда он дает скрытность.
Мы вышли из дома, и нас сразу окутал хорошо знакомый холодный и влажный воздух, который каждую зиму напоминает о том, что мир не был создан для Человека, и по крайней мере в течение полугода он демонстрирует нам свою неприязнь. Мороз жадно накинулся на наши щеки, изо ртов поплыли белые облака пара. Свет на крыльце погас автоматически, и мы шли по скрипящему снегу в полной темноте, если не считать маленькой лампочки на голове Матоги, которая дырявила темноту только в одном месте, как раз перед ним. Я семенила во Мраке за соседской спиной.
— У тебя нет фонарика? — спросил он.
Уверена, что был, но где именно, выяснилось бы только утром, при дневном свете. С фонариками всегда так бывает, что их видно только днем.
Дом Большой Ступни стоял несколько в стороне, выше других домов. Был одним из трех, где люди жили круглый год. Только он, Матога и я жили здесь, не боясь зимы; остальные жители плотно закрывали свои дома уже в октябре; выпускали воду из труб и возвращались в города.
Теперь мы взяли вбок с более-менее расчищенной дороги, которая проходит через наше поселение и делится на тропинки, ведущие к каждому из домов. К Большой Ступне вела тропка, вытоптанная в глубоком снегу, такая узкая, что приходилось ставить ноги одну за другой и постоянно сохранять равновесие.
— Это будет неприятное зрелище, — предупредил Матога, обернувшись ко мне и на мгновение совсем ослепив светом лампочки.
1
Все поэтические тексты Уильяма Блейка переведены по переводу Марианны Кияновской для издания на украинском языке.