— Еще как считается! Это ведь он научил меня всему, за что ведьмой прозвали. Как защититься от злых чар, как уважить добрую нечисть и отвадить злую, какие травы от хвори помогают, как зазвать в гости дождь… А я рассказывала ему про наши обычаи. Поэтому в Дивнозёрье люди с дивьим народом могут бок о бок жить. Мы их уважаем, а они — нас.
— Вот это да! — Тайка придвинулась ближе вместе с табуретом; глаза ее сияли. — А почему он сам больше не приходит? Другие-то вон каждый день шастают.
— Нельзя ему, — бабушка вздохнула. — Он теперь царь дивьего народа, привязан к своей земле крепко-накрепко. Такова его доля…
— А меня научишь колдовству?
Тайка никогда не просила об этом и теперь затаила дух, ожидая ответа. Ей с детства хотелось быть ведьмой, как бабушка. Конечно, она не раз помогала собирать и толочь травы, ходила разбрасывать соль у околицы, оставляла дары духам лесным и водным, каждый год зазывала песнями весенние ветра, а однажды даже помогла домовому Никифору, застрявшему в погребе между двумя кадушками. Но это было все не то…
— Какому колдовству? Ты все уже знаешь. А чего не знаешь, то сердце подскажет: в тебе ведь тоже дивья кровь, — бабушка шаркающими шагами подошла к серванту и достала золотое яблоко. — А мне пора… Это они сюда запросто ходить могут, а чтобы мы к ним — раз в полвека дверца открывается. Если не сегодня, то никогда.
Тайка вскочила, уронив табурет, бросилась к бабушке, обняла ее крепко-крепко.
— Ты что удумала, ба? Не пущу! Мамке с папкой до меня дела нет, теперь еще и ты бросаешь?
— Дед Федор за тобой присмотрит. И Пушок.
Невесть откуда взявшийся коловерша спланировал Тайке на плечо, крепко вцепился в ткань платья совиными лапами и курлыкнул.
— А как же Дивнозёрье? Тут без тебя такое начнется!
— Оно твое, — бабушка с хрустом надкусила золотое яблоко. — Теперь ты ведьма, как и хотела. Храни и защищай.
Тайка сглотнула и заревела в голос, размазывая по лицу слезы. Казалось бы, радоваться надо: сбылась заветная мечта, — но на душе было горько.
А коловерша щекотал усами ее щеку, и от этого клонило в сон…
Наутро Тайка проснулась от топота и вздохов домового. Похоже, тот намекал, что в мисочке закончилось молоко.
— Ба! Никифор кушать хочет!
Никто не отозвался.
Тайка спустила ноги на пол и поежилась от утреннего холода. И тут ее взгляд упал на старый медный пятак, лежащий на прикроватной тумбочке…
Монета оказалась неожиданно теплой. И с дырочкой — будто бы ее носили на шнурке.
— Ба?! — позвала она уже настойчивее.
Опять тишина. Может, в курятник пошла?
Бабушки не оказалось нигде. Хуже всего, что свои же, деревенские, вообще о ней не помнили. Будто и не было никакой Таисии Семеновны…
Когда пришел дед Федор, Тайка третий час мыла уже чистую посуду и ревела.
— Ты эта… расспросы-то прекращай, — старик отставил в сторону свою палочку и шагнул в сени. — Только нам с тобой о Таисье помнить дозволено. Видать, такова была ее воля. Я и пацана этого остроухого помню. Как картошку вместе лопали да под гитару пели…
Тайка шмыгнула носом:
— Деда, но мне шестнадцать всего. А я теперь вроде как за все тут в ответе. Что будем делать, если мамка меня в город заберет?
— Не боись, не заберет, — старик потрепал ее по макушке. — Дивнозёрье тебя не отпустит, так и знай.
Он, кряхтя, опустился на завалинку и достал трубку.
— Приходила ко мне бабка-то твоя, — признался он. — Попрощаться. Счастливая, глаза горят… Еще вчера под семьдесят ей было, а тут гляжу — снова девица. Будто молодильное яблочко слопала: похорошела, расцвела. Всю жизнь ведь прождала своего дивьего кавалера. И, вишь, дождалась. А мы дураки были. Смеялись над ней. Дразнили дивьей невестой. Ведьмой-то ее уже после прозвали…
— Теперь и меня будут дразнить… — Тайка поежилась. — Ну и пусть! Переживу.
— А не проклянешь обидчиков? — Дед Федор усмехнулся в усы, выдыхая дым.
Тайка замотала головой:
— Не-а. Люди же не со зла. Просто страшно им… Деда, а у тебя веревочки тоненькой не найдется?
— У меня в хозяйстве все найдется, — старик покопался в кармане и достал тонкий шнурок. — Держи вот.
Прищурившись, он одобрительно крякнул, когда Тайка повесила на шею пятак — бабкино наследство.
— Вижу, в хороших руках Семеновна Дивнозёрье оставила, — не выпуская из зубов трубки, старик потянулся за палкой. — Ну, бывай. Ежели чего, зови, подсоблю, чем сумею. И эта… про упыря не забудь. Ух, и достал, гад!
Тайка проводила деда до калитки. Тот, выйдя, огляделся и, думая, что его никто не видит, трижды сплюнул через левое плечо.