Агис понял, что я остаюсь, отступил к двери, собираясь уходить, я полезла в свою сумку.
— Плату потом, как только старший вернется или, передайте матушке моей Дорин Бирторн. Но только теперь завтра.
Я вспомнила что пастушонок говорил, что сейчас хозяйка занята.
— Хорошо, — убрала сумку. — Спасибо, — поблагодарила парня.
Агис смущенно пожал плечами и не стал больше задерживаться выскочил в двери.
И как только она затворилась я обернулась, оглядывая деревянный потолок, слыша возню наверху. Я не стала тревожить Марсу, видимо что-то нашел для себя интересное, пусть играет сколько хочет, да и дел у меня было еще много. Распрячь лошадь, напоить и привязать щипать молодую травку, перенести вещи и, конечно, приготовить поесть на вечер. Потому скинув плащ и подсучив рукава своего старенького платья, я принялась за дело.
К вечеру, едва я успела собрать дров как набежали тучи, полил дождь.
— Вовремя же мы нашли кров, — сказала, уплетающему за обе щеки кашу, Марсу.
Положив полотенце на стол села напротив брата, пододвинула свою чашку к себе. И не верила своему счастью что все снова, как и прежде. Мы вдвоем. Вздохнула, но тут же тень налегла сетью, тяжестью заворочалась в груди, едва вспомнив об Амгерре. Может бродяжка что-то напутала. И наследник Антхалии наслаждается сейчас властью в полной мере? Зачем ему меня преследовать?
— А мы больше никогда не вернемся в замок? — вдруг спросил Марсу будто мысли мои прочел.
Я выпрямилась, перестав пережевывать пищу.
— Нет, Марсу, туда мы не вернемся, — ответила немного строго.
Марсу сразу сник.
— И даже через столько? — он показал свободной рукой четыре пальца подогнув большой, я хотела бы улыбнуться, но не смогла, слишком еще остры и свежи были воспоминания дней в Урелтоне. А вот Марсу кажется скучал.
— Даже через столько, — выдохнула. — Но, когда ты подрастешь и станешь сильным ты можешь сам принять решение вернуться в Торион…
Марсу подумал немного, смешно сжимая губки, поднимая взгляд к потолку и тут же качнул головой.
— Я не брошу тебя.
Я все же улыбнулась, но внутри хотелось плакать непонятно от чего, даже веки защипало. Быть может от такой заботы, такого маленького человечка.
— Кушай, милый и набирайся сил, чтобы ты вырос храбрым и тебя все боялись.
— Как господина Амгерра? — прищурился хитро он.
Я так и опешила.
— Нет, я не то хотела сказать, — тут же поправила его, качнув головой, — чтобы ты сам мог постоять за себя.
Марсу кивнул, соглашаясь и поднес ложку к ротику. Больше не задавал вопросов. А мое сердце почему-то налилось тяжестью и стало тугим дыхание.
Поужинав и вымыв посуда, я искупала Марсу и повела его спать. Дождь к этому времени стих, но все равно наверху был слышен шелест. Правда для Марсу это оказалось не помехой, малыш быстро уснул: эти дни для нас оказались слишком трудными. Оставив все же гореть лампу, не стала закрывать и дверь на случай, если, все же, Марсу проснется и напугается, когда обнаружит что меня нет рядом, спустилась вниз.
За целый день никто не пришел полюбопытствовать кто прибыл в Ортонд. Затворившись на засов, скинула платье, которое еще нужно было выстирать, налила из чугуна горячей воды в лохань разбавив холодной, смыла с тела дорожную пыль и усталость. Освежившись, постирала вещи и уже вскоре потянуло в сон, я отправилась спать. Камин нагрел комнату и наверху так, что даже пришлось приоткрыть окошко, впуская дождевую прохладу. Расчесав подсохшие волосы и одев сорочку, скользнула под одеяло крепко обняла брата поцеловав в теплый висок. Опрокинулась на спину и прикрыла веки. Не заметила, как провалилась в сон, окутанная спокойствием и ночной тишиной. И где-то из глубины я слышала чей-то смех, но очень вскоре поняла, что это был смех мужчины, смех Амгерра. Глубокий, заразительный. Удивление, охватившее меня, быстро улетучилось, когда Мортон вдруг вышел из тени зеленого дерева, подступил ко мне и сковал в объятия, так просто и беззаботно, будто делал это не раз, что я задохнулась от того сколько мощи было в его теле, его руках. Мимолетная улыбка коснулась его губ, лицо в тени от падающих на скулу волос делали густо-серые с серебристыми крапинами, почти искрящимися. И в то же время взгляд был серьезный, как и всегда чуть строгий под разлетом бровей, с отпечатком какой-то терпкой горечи, известной только его сердцу. Неудержимо захотелось узнать, что же скрывается за ней, какие мысли, слова, желания, будто застывшие на его красивых губах. Но Амгерр молчал, продолжая изучать меня, обжигая ненастным полным какой-то грусти и ожидания взглядом, от которого жгло кожу и металось дыхание в груди. Его лицо было чисто от проклятия и губы такие манящие, коснутся их. "Это ведь сон" — колыхнулось на краю сознание понимание. Ничего ведь не будет осуждающего если я… если…