— Нет! — взвизгнула я и отскочила, опрокидываясь на спину.
Коэна я тогда не задела, лишь слегка подпалив полог над его ложем.
— Четыре дня и он упокоится. Или ты образумишься, и Коэн проснëтся, — как ни в чëм не бывало, продолжал Того.
Тогда он заставил меня подчиниться, угрожая смертью господина. Подчинил заклинанием, запрещавшим кому-либо рассказывать о том, что мы с ним виделись в тот день и обо всëм, что на той встрече произошло. Но, что хуже всего, казалось, Данн искренне считал, что мы с ним на одной стороне. Он никак не соглашался понимать, отчего я противилась.
— Ты ведь тоже видишь, что Муроми не подходит на роль императора. Не он настоящий наследник.
— Рëмине младше. И вряд ли скажет вам спасибо за такое, — настаивала я, надеясь, что Того достаточно обезумел, чтобы не посоветоваться с принцем о своих методах.
— При чëм здесь этот шут? — отмахнулся Данн. — На троне должен сидеть старший из сыновей, а не младший.
Он смотрел на меня так пронзительно, так внимательно, будто ждал согласия, но я с трудом не впадала в истерику.
— Говорят, во времена смуты прошлый император не всегда ладил со своей женой. Зато он много времени провëл в северных землях. А кто родом из северных земель?
— Сагамия?
— Какая ты глупая, — Данн выпятил нижнюю губу. — Конечно, его семья тоже оттуда, но и моя тоже. И я как раз подхожу по возрасту. Я родился в года смуты. Моя семья всегда помогала семье Рюгамине. И я не сильно похож на своих родителей.
— На близнецов ты тоже непохож, — бросила я.
Рыкнув, Данн вмиг оказался возле меня и повторно натянул кожу на моëм затылке, с лëгкостью отрывая меня от земли.
— Мелкая сука, — процедил он так близко, что на щеку мне брызнула его слюна. — Ты сделаешь, что я скажу, или умрëт не только Коэн.
Тогда боль заставляла меня ныть, а страх сковывал как тело, так и огненную энергию. Я не знала, успел ли господин узнать, каким змеем оказался Того Данн, или впал в беспамятство прежде, но надеялась, что Коэн хотя бы теперь слышал его бред.
И я очень надеялась, что он не слышал, как я согласилась.
В любом случае я подвела не только Того Данна, но и господина тем, что не подлила яд в ужин императора. Всхлипнув, я взмолилась к богам, прося их о помощи. Не помня, как правильно, на холодном каменном полу я встала на колени, склонила голову и обхватила одной рукой вторую, сжатую в кулак. Я молила о спасении для господина, о наказании для Данна, о возможности вновь посмотреть как в синие, так и в пронзительно зелëные глаза.
Ночную стужу прерывали лишь мои всхлипывания и приближающиеся поцокивания каблучков.
— Отойди же, — раздался голос Дзюн из коридора.
— Не положено.
— Тебе не положено, а я невеста Его Высочества принца Рëмине, Хасели Дзюн. Пропусти немедленно!
Глава 95
Не веря своим ушам, я распахнула глаза. Уставилась на плотно закрытую дверь, из-за которой раздавался настойчивый голос Дзюн, звучавший непривычно, с повелительными нотками. Ей отвечал голос мужской, ровно, твёрдо, но так, будто извинялся за исполнение приказа.
Время шло, ночь сгущалась всё сильнее, а Дзюн продолжала ругаться, вызвав у меня улыбку. Теперь я не стояла на коленях, а выпрямилась в полный рост и подошла к двери, чтобы лучше слышать её попытки уговорить стражника впустить юную госпожу в мои комнаты. Увы, безрезультатно.
Подруга чуть не взвизгнула, шумно разворачиваясь на каблуках.
— Я ещё вернусь! — несвойственно гаркнула Дзюн, звонко отстукивая по каменному полу каблуками.
И я не сомневалась. Она не врала.
Так и вышло. Едва край неба окрасился в нежный розовый, а над травой сада, который хорошо просматривался с балкона, забелел полупрозрачный туман, за дверью снова раздались настойчивые, приближающиеся бряцания явно металлических каблучков о пол.
— Пропусти немедля! — скомандовала Дзюн, словно всю ночь тренировалась перенимать повадки Райи и своей матушки. — Или ты хочешь, чтобы я пожаловалась Рёмине на твоё непослушание?
— Госпожа, я выполняю приказ, — явно устав и едва не запинаясь отвечал стражник.
— А по мне, так ты меня домогаешься.
— О чём вы? — непонимающе спросил бедолага.
Тоненько хмыкнула Дзюн. Я приложилась ухом к двери как раз вовремя, чтобы услышать шелест одежды, просьбы стража прекратить, а после — треск ткани и жалобное похныкивание юной госпожи Хасели.
— Как ты посмел меня коснуться! — тоненько, плаксиво начала она, с каждым словом всё повышая голос.