Открыв глаза, я с удивлением взглянула на мужчину. В тени ночи он выглядел особенно необычно. Его глаза как будто слегка светились. Кожа смотрелась бледнее обычного, а волосы серебрились под луной. Его руки, крепкие, сильные, с длинными, тонкими пальцами, подхватили меня под мышки и потянули из воды. Заворожённая я не сопротивлялась. Не понимала, что он делал. Лишь смотрела на губы, чьи уголки слегка приподнялись в подобии улыбки, перевела взгляд на кадык, скользнувший по шее при глотании. Моя одежда зашуршала, опадая на землю. Ветер дунул на голый позвоночник, и я опомнилась. Сжалась, накрыла руками сначала едва выпирающую грудь, затем пушок возле ног. Согнулась, прячась от беззастенчивого взгляда. Не сразу додумалась развести свои руки, одной прикрывая пространство между ног, а второй — грудь. Обиженно, не подбирая верных слов, всмотрелась в господина. Он отступил и продемонстрировал мокрый комок, в который превратились мои вещи. Затем господин стянул с себя верхнее одеяние. Нижняя, зелёная рубаха плотно прилегала к его телу. Верхняя накрыла мои плечи, передав мужского тепла и древесного аромата с нотками цитруса.
— Идём в дом, огненная капелька, — сказал он мягко.
Глава 22
Зелье готовить долго, так сказал господин.
На самом деле готовилось оно быстро. Я видела, сидела возле Коэна, пока он сам нарезал всякие корешки и высушенные частицы каких-то зверьков. Он разрешил мне помешивать варево длинной деревянной ложкой, пока оно, наполняя отдельную пристройку на территории особняка запахом давно нестираных носков, варилось в чане, выставленном на специальную подставку над очагом.
— Нам же не надо будет его пить? — понадеялась я и незамедлительно получила ответ.
Сейчас не надо. Зелью необходимо настаиваться неделю, потом уже господин варево процедит. После надо выпить.
Я поморщилась и сразу поинтересовалась, чем же мы займёмся на этой неделе. На это мне пообещали изнурительные тренировки и новый гардероб. Я осмотрела свои одежды, по мне так вполне нормальные. Коэн согласился, что не плохие, но не подходящие.
Господин распахнул бумажные двери пристройки, впустив и солнечный свет, и свежий воздух. Прошёл по веранде, совмещающей пристройку с основным домом, и скрылся в своём кабинете. Я осталась на веранде, прислушиваясь к звукам внутри. Оглядевшись по сторонам, я вдруг поняла, что здесь мне нравилось.
Нравился классический саадский дворик, отдающий роскошью своими объёмами. Нравилось широкое деревце на холмике, фонтанчик, обрамлённый небольшими камнями, каменистые дорожки и колокольчики над главным входом. Нравилось, что особняк прятался за высоким каменным забором, нравилось, что внутри дом полнился пространством и воздухом.
Мимо, высоко подняв попу, но опустив руки с влажной тряпкой к самому полу, шустро промчалась служанка. Она почти скользила от одного края веранды к другому и обратно.
— Вот, — сказал Коэн, выйдя из своего кабинета с очередной книгой в руках. — Это поможет лучше узнать внутренний огонь. Читай, а вечером спрошу. Швея придёт завтра.
Мне стало неловко от его доброты. Смущённо я прижала книжку к груди и сказала, что умею готовить, заботиться о животных, хотя оных не наблюдалось, а ещё могу по дому работать. Я думала, как ещё могу отблагодарить господина, а он улыбался, словно мои потуги казались смешными. Я обиженно замолчала.
— Как думаешь, для чего я держу слуг?
Замявшись и желая хоть немного спрятаться, ответила, что для работы по дому, вероятно.
— Правильно, — похвалил Коэн, опустив ладонь мне на голову и потрепав по волосам. — От тебя я подожду другую плату, когда зелье приготовится.
Ладонь господина, проведя по моим волосам, опустилась к подбородку и пощекотала, будто кошку. К счастью, в этот раз он не погнал меня в постель под предлогом несуществующей простуды. Просто ушёл слишком быстро, чтобы заметить, как загорелись мои лицо и уши. Я прижала ладошки к щекам, в надежде немного их остудить. Проследила за тем, как господин прошёл сквозь дом к внешним стенам и на выход, а затем перевела взгляд обратно на пристройку. В ней осталось сваренное зелье. Стоит ли его подпортить, чтобы не сработало?
Стараясь не задумываться сильно, чтобы совесть продолжала спать, я вернулась к пристройке. Мачеха часто говорила про меня, что такая кобыла любой табун испортит. Она не верила в то, что из меня может вырасти что-то путное, так может, пора оправдать чужие ожидания и поступить некрасиво?
Зелье осталось без присмотра. Я стояла над чугунком и гадала, чтобы в него такое закинуть, пока остыть не успело.