— Я бы еще кое-что облегчил…
— Совесть?
— Нет, мочевой пузырь.
— О, какие бытовые мелочи! Не стоит беспокоиться, очень скоро тебе его облегчит патологоанатом. При вскрытии.
— Твоей доброте воистину нет пределов! — любезно улыбнулся Кис.
— А ты уж размечтался, что я с тебя наручники сниму?
— А ты меня опасаешься даже под дулом твоего пистолета? До сих пор я вел себя вполне смирно…
— Прикидывался, — холодно припечатала Майя. — Жаль, что я сразу не поняла. Давай, рассказывай! Я на твоей могилке высеку: «Здесь лежит гений дедукции…»
— Польщен.
— Дальше, я сказала!
— Нервная ты стала, Майя. Ну да ладно, вот тебе «дальше»… На этот раз Лазарь отнесся с большим вниманием к твоему сообщению. Он тебе поверил: и что материалы будут опубликованы, и что доказательства в них серьезны… Тут-то он разволновался не на шутку и задал себе вопрос: кто и откуда? Подозрение пало на Лермита, и ему хорошо надраили морду. Лермит, думаю, быстренько выдал всю информацию насчет Бориски. Лазарь сунулся, — и узнал, что Бориска уже мертв. И вот тогда Лазарь понял, что ты затеяла игру нешуточную… Посему он направил отряд бандитов к Вене в надежде выудить у него твой компромат. Его интересовала не столько ты, — Лазарь был уверен, что с тобой он всегда сладит, — сколько документы. Остальное ты знаешь… Мы потащились к твоему двоюродному брату. Поначалу Лазарь показался мне примитивным и самовлюбленным геем, никак не больше. Однако тебя это не устраивало, тебе нужно было во что бы то ни стало убедить меня в том, что мафия реальна, и не только в компьютерных файлах. Ты точно знала, что Лазарь с ней связан, — хоть и не представляла, как именно, — и надеялась найти через него какую-то зацепку. Посему ты кинулась подслушивать телефонный разговор кузена. Тебе повезло: разговор оказался весьма содержательным. Мы поехали в театр: присутствие при мафиозной сделке, да еще после прочтения Борискиных файлов, должно было окончательно поразить мое воображение. Однако все дальнейшее оказалось большим и неприятным сюрпризом, в том числе и для тебя: появление на складе самого Лазаря и все последующие события. Нас обнаружили и повезли в лес… Единственный фрагмент во всей этой истории, где ты ничего не играла, — это тогда, в лесу. Ты действительно спасла мне жизнь. И я еще раз благодарю тебя за это. Хоть и понимаю, что я был тебе очень нужен: мне еще предстояло доказывать всем твою невиновность…
— Неужели ты думаешь, что я бы вот так, без боя, позволила бы им тебя застрелить, даже если бы не имела на тебя такие виды?! За кого ты меня принимаешь?! Я не убийца, Алеша!
— Ты? Майя, ты что? По твоей инициативе были убиты Марк, Борис и Кривошеев! И друг детства, Веня…
— Да, но их убивала — не я!
— Прости, — это что-то меняет?
Она пожала плечами.
— Объясни мне, детка, я действительно никак не пойму… Либо я и вправду глуп, — либо это у тебя что-то с головкой, девочка. Твой собственный имидж в твоих глазах подозрительно сильно расходится с реальностью… Майя, дорогая, это ведь ты приняла решение лишить их жизни! А чья рука это сделала, — не столь уж важно… К тому же, меня ты собираешься убить своей рукой… Или у тебя припрятан в соседней комнате другой киллер? Или там под кроватью сидит новый воздыхатель, готовый в обмен на твои ласки перестрелять половину мужского населения? Милая, может тебе к психиатру сходить?
— Заткнись! — Она вскочила и нацелила на него пистолет. — Еще одно слово, и я тебя пристрелю!
— Не любишь проигрывать, да? Мысль о том, что я тебя раскусил, — для тебя непереносима?
— Плевать мне на то, что ты там раскусил!
— Разве я ошибся? — спокойно спросил Алексей.
— Ошибся, не ошибся, — какое это имеет значение, если тебе осталось жить считанные минуты?
— Ну, потешь меня перед неминуемой смертью, — признай, что я все правильно выстроил!
— Правильно. Что с того?
— Ничего, милая. Маленькое утешения для сыщицкого самолюбия… Ты и впрямь меня собираешься убить?
— А ты думал, я шучу?
— А как же любовь? Разве убивают тех, кого любят? Признайся, ты придумала для себя сказочку о любви, девочка… Романтичную сказочку, не имеющую ничего общего с реальностью твоей души, в которой страсть к разрушению сильнее всех прочих чувств… Твоя любовь — не более, чем еще один муляж. Точная копия настоящей, но все равно фальшивка.
— Заткнись! Что ты-то понимаешь в любви? Уперся рогом в землю в своей преданности и верности, и ничего за их пределами не видишь и не хочешь видеть! Никакая женщина в мире не даст тебе и сотой доли того наслаждения, которое способна тебе дать я! Но куда там, у нас, видите ли, принципы! Мы такие порядочные, такие хорошие, такие верные, — мы готовы пожертвовать собственным счастьем, только чтобы не разминуться со своими узколобыми принципами! Ах, жертвенность, — она у нас в крови! Александр Матросов вечен в русском сознании, мы страшно любим грудью на амбразуру, национальный стиль, — во имя блага всех остальных! Это я не умею любить? Нет, дорогой мой Алеша, это ты — ты не умеешь! Ты заменил любовь порядочностью. Но это сильно не одно и то же!
— Если я не люблю тебя, — это не значит, что я не умею…
Майя приблизилась вплотную к кровати.
— Все, Алеша, последнее слово приговоренного к казни исчерпало отведенный лимит времени… Ты любишь Касьянову? Ладно. Прекрасно. А я не выношу любви безответной. И если уж я в кои веки кого-то полюбила, почти как себя саму… Я никому не позволю пренебречь моим чувством. Себя я все-таки люблю больше. Поэтому я тебя убью.
Она забралась на постель, снова оседлала Алексея и наклонилась к нему.
— Поцелуешь меня на прощанье? — неожиданно игриво спросила она.
Удивительное создание, она заигрывает с «приговоренным к казни»! Причем, приговоренным ею же… Или она всерьез убеждена, что без пяти минут труп окажется в состоянии ответить на ее ласки? Нет, ошибся Кис: эта странная девочка не смогла бы стать хорошей актрисой. Ей абсолютно не под силу поставить себя на место другого, — что, как ни крути, есть основа актерской профессии…
— Майя, а ты не боишься, что я тебя ногами схвачу и легко нейтрализую? Или, к примеру, задушу?
— Нет, — она улыбнулась. — Ты же благороден, порядочен, добр и доверчив… Ты — настоящий джентльмен! Женщину, ногами? Уй, как некрасиво… Ты этого не сделаешь, правда же?