— Правда.
Алексей вытянул губы ей навстречу, и Майя склонилась к нему, приникла долгим поцелуем…
Столь долгим и самозабвенным, что она не сразу поняла, что лопатка ее ощутила холодную сталь пистолета.
— Ручки вверх, малышка, — произнес Серега.
Майя не обернулась, только ее глаза с отчаянием вглядывались в Алексея, будто она ждала, что он заверит ее, что это не правда, шутка такая, розыгрыш…
Но ее встретил жесткий и холодный взгляд детектива.
— Ты меня предал, — в бешенном отчаянии прошептала она… — Александру не захотел предать, а меня — предал… А ведь говорил, — что мог бы меня любить! Если бы…
— Я не мог бы любить тебя, Майя. Я не люблю убийц.
— Ручки вверх, я сказал! — вмешался в лирическую беседу Серега.
Она, так и не обернувшись, все еще не отрывая глаз от лица Алексея, все еще надеясь в нем что-то вычитать, за что-то зацепиться, неохотно подняла руки, и Серега быстро защелкнул наручники на ее запястьях.
— Ну что, голубки, я не стану предлагать вам поменяться ролями, — девушку прицепить к кроватке и продолжить ваши роскошные игры! Я тут чуть не кончил, право, вас слушая. Такие у вас тут крутые разборки пошли, — прям кино эротическое. Еле высидел в соседней комнате! Ты, Кис, даешь, вот уж я не подозревал, старина, что ты такой у нас спец по этой части! Александру захомутал, а теперь и эту хорошенькую малышку…
— Кончай трепаться, — сурово сказал Алексей. — Магнитофон, надеюсь, выключил? Тогда отстегни меня.
— Это мы мигом! Слезайте, девушка, приехали.
Серега забрал пистолет и подал руку Майе. Она царственно оперлась скованными руками на подставленный локоть и спустилась с кровати.
— Вот почему дверь была незаперта… — Проговорила она, с улыбкой глядя на Серегу. — У нас тут киндер-сюрприз обнаружился…
— Ты мне, малышка, глазки на Петровке будешь строить, — у нас еще будет с тобой время. Много времени, уйма, вечность, — успеем пококетничать во взаимное удовольствие… Одежки твои, держи, — Серега ткнул между рук Майи комок ее одежды, подобранной с пола. — Не допустим разлагающего влияния хорошеньких голых малышек на мужественные ряды МВД! Вставай, герой, — он отомкнул наручники Алексея. — Пожалуйте, господа, лимузин подан!
Высаживая Киса у дома Александры, Серега высунулся в окно машины:
— Жду тебя завтра к десяти. И это, слышь… Там Александра… Она очень ждала тебя, вот.
Кис поднялся, отпер дверь своими ключами. Было уже два часа ночи, Саша, скорей всего спала.
Но она не спала. Она вышла на звук открываемой двери, в халатике, такая родная, такая любимая…
Она молча обхватила его и уткнулась ему в грудь. Алексей долго целовал все то, до чего достали губы, — пряди волос, ушко, шею…
Наконец, Саша разомкнула объятия.
— Ты голоден?
— Нет.
— Чаю?
— Нет… Хотя да… Родная, я …
— Или сначала душ?
— Сашенька, погоди, мне столько нужно тебе рассказать…
Алексей сам не знал, что он имел ввиду под словом «рассказать». О том, как он счастлив снова быть с нею? О своем расследовании? Об отношениях с Майей?
Он не раз пытался обдумать, что и как он будет говорить Александре. И ни разу не придумал. Ясно, что подробности будут неуместны, но что-то надо…
Или не надо?
Александра положила ему ладонь на губы.
— Ничего не рассказывай. Ты здесь, и это самое главное. Пойдем, наконец, на кухню, что мы с тобой стоим в прихожей…
— Ты, действительно, не хочешь…?
Александра потащила его за руку на кухню.
— Руки мыл?
— Погоди…
— Алеша, мне давно не восемнадцать лет, и я слишком хорошо знаю, что в жизни бывают ситуации, которые берут нас в плен. Нам приходится их проживать, — и мы их проживаем, как можем и как получается… Это — сфера интимного, личного опыта, о котором совсем необязательно отчитываться… Рассказать — конечно, расскажи, но только не отчитывайся, прошу тебя. Ты прожил десять — нет, одиннадцать дней без меня, — и, имей ввиду: я не сгораю от любопытства узнать, как именно. Ты не лез в мою душу, когда я вырвалась из содома Тимура [26]. Ты понял, что мне плохо, что на душе скверно, и просто — великодушно дал мне сво ю любовь, ничего не требуя взамен… Но долг платежом красен, Алеша. И я, — я тоже не лезу в твою душу… Только хочу, наконец, выяснить, будешь ли ты пить чай?
Она улыбнулась и почти сразу же отвернулась к плите. Зажгла газ, поставила чайник. Алексей стоял, растерянно глядя в ее спину.
— Я люблю тебя, — сказал он спине.
— Я знаю. — Саша не повернулась. — Я… — и она вдруг умолкла.
Кажется, пауза длилась не более секунды, но за нее Кис успел угадать несказанное «Я тоже тебя люблю…»; его сердце успело ухнуть куда-то в пол, больно стукнуться и отскочить на место, и мозг едва не вскипел от ударной волны.
Саша вдруг резко обернулась.
— Я тоже прожила без тебя одиннадцать дней, — долетел до него ее голос, как сквозь вату. — И ты тоже, — не спрашивай меня, как.
Напрасно сердце упражнялось в прыжках, — это подлая секунда его обольстила, это крошечная пауза его обманула призраком слов, которых он так давно ждал… Но «тоже» — это всего лишь одиннадцать дней без него…
Ему никак не удавалось справиться со смыслом ее фразы, — с другим смыслом, совсем не с тем, что почудился. Что Саша имеет ввиду? Что значит, «не спрашивай, как»? Почему пытается провести эту подозрительную параллель: он без нее, она без него?..
Алексей вдруг испугался. Что могло произойти в его отсутствие?!
— А если я все-таки спрошу? — ох, не хотел он, да и права не имел, — но в его голосе прозвучала ревность!
Александра рассмеялась.
— За время, которое тебя не было со мной, я поняла одну вещь…
— Что?!
— Ты действительно хочешь узнать?
Алексей быстро закивал головой: он хотел.
— Я тебе обязательно расскажу, — пообещала она, глядя с насмешкой на его несчастное лицо. — Потом. В другой раз. Когда-нибудь. Сегодня на повестке дня, вернее ночи, только один вопрос: чай или кофе?
— Понимаю… Это утонченный садизм… — пробормотал Алексей.
— Ты когда-нибудь скажешь, что будешь пить? Чайник закипает!
— Водку я буду пить. Водку…
Париж, 2002