Майя фыркнула. Она опьянела.
– У тебя найдется что-нибудь для нашей маленькой компании? – обратилась она к Вене.
– Сделаем, – повторил Веня.
Большая кухня была отделана деревом и, если не считать печи, обустроена на европейский лад, с максимальным современным комфортом: все мыслимые машины и агрегаты имелись в полном составе. Деревянный квадратный стол был укомплектован венскими стульями. Скатерти не было, под тарелками лежали плетеные циновки-салфетки, посуда из желтой керамики и букет лесных колокольчиков в такой же желтой кружке оживляли настольный пейзаж. Любопытный тип, этот Веня. С виду похож на философа-отшельника, но ни комфортом, ни эстетикой хозяин дома вовсе не брезговал.
На время еды Майя снизошла до того, что детектива освободили от наручников, но Веня рядом со своей тарелкой положил пистолет, бесстрастно сообщив, что стрелять будет без предупреждения. У его непрошеных хозяев наметилось, кажется, разделение труда: пистолетом ведал теперь Вениамин, Майя же с видимым удовольствием распоряжалась его наручниками, словно пацанка, открывшая для себя новую игру.
В ответ на сообщение Вени Кис только плечами пожал: мол, дело ваше, если охота, так стреляйте. Он ел с аппетитом тушеное мясо Вениного приготовления и никуда убегать не собирался. Его любопытство было разогрето так, что от него, казалось, валил пар, как от чугунка с мясом. У него в запасе имелся миллион вопросов, да время пока не пришло их задавать.
Из окна кухни он видел свою «Ниву», загнанную во двор. Нужно будет спросить у девчонки, куда она подевала свою машину, на которой, как Кис понял, она приехала в Останкино…
Ночь он провел на вполне приличной кровати в отдельной комнате. Неудобство заключалось лишь в том, что одной рукой он был прицеплен к спинке при помощи собственных же наручников. Когда Кис попытался было торговаться – мол, а если пописать захочется? – Майя ему с усмешкой посоветовала писать под себя.
Нахалка.
Впрочем, Алексей ночами спал крепко, никогда не вставал ни пить, ни писать. И торги вел исключительно ради того, чтобы покачать свои демократические права.
И все же эта ночь оказалась тяжелой, прикованная рука мешала поворачиваться, он недоуменно просыпался, не понимая, в чем дело, потом вспоминал, опять проваливался… Ключ от наручников Майя прикарманила, но у Киса на самом деле был еще один, на связке домашних ключей – страховался на случай легкой потери маленького ключика. Связка осталась при нем, в кармане брюк (Кис решил спать одетым) и давила бедро, однако он воспользоваться ключиком не торопился: пока не имело смысла обнаруживать его существование.
До него доносились голоса, Майя с Веней о чем-то говорили, он слышал ее плач и глухое гудение его успокаивающего баса… Показалось, что слышит чмоканья, звуки поцелуев. Кто он ей, подумал Кис сквозь сон, друг? Родственник? Любовник? Сообщник?
Прислушиваться было лень, и он снова засыпал… Под утро ему слышалось урчание мотора машины, в этой деревенской тишине каждый звук выделялся неожиданно и четко, но вникать тоже было лень; и даже когда он увидел Майю на пороге своей комнаты, молчаливо смотревшую на него, – вникать все равно было лень, и утром он уже не знал, сон ли это был или его странная похитительница действительно навещала его ночью…
И зачем? Что она хотела разглядеть в темноте?
Крепко ли пристегнут наручник?
– Кофе, – ответил Серега. – Ты его хорошо делаешь. Он у тебя какой-то бархатный.
– Это не я, это аппарат экспрессо его хорошо делает. Правда, нужно уметь выбирать кофе, иначе никакая машина тебя не спасет.
– И все-то ты знаешь, Александра! – польстил Серега. – А как надо выбирать кофе?
– Очень тонкого помола. Это мне один итальянский ресторатор объяснил. А лучше итальянцев никто не умеет делать кофе. Вот еще только в Португалии кофе так же хорош.
– И везде-то ты побывала, Сашка! – мечтательно произнес Серега. – Завидую…
– Петрович, кончай болтать невесть о чем, не томи, рассказывай!
Петровичем Кис, а вслед за ним и Александра, звал Серегу из-за места работы на Петровке.
– А я вот кофе старым дедовским способом делаю: покупаю в зернах и сам мелю, – гнул свое Серега: он любил заставлять себя упрашивать.
– И варишь в турке, знаю. Вопрос вкуса. Но «бархатного», как ты выразился, кофе у тебя никогда не получится, в домашних условиях его так тонко смолоть невозможно. Держи, уже готов.
– А нельзя ли чашку побольше? Эта уж больно на наперсток смахивает!
– Аппарат делает одновременно две чашки кофе именно такого размера, видишь? Я просто его заправлю еще раз, будет тебе вторая чашка. И даже третья.