А вот принц такую забаву не любил. Охотился он всегда в одиночку. Уезжал в лес еще до рассвета, на опушке коня привязывал, капканами по кругу обкладывал, чтобы зверь мимо проходящий не загубил. А сам шел с луком и мечом наперевес. Мелкого зверя он не трогал. Охотился только на медведей, волков, за рысью реже, мало ее в тех краях водилось, поэтому часто он диких кошек не выслеживал. Не более двух в год. А всем остальным и вовсе приказал их не трогать, только если для жизни опасность будет, тогда дозволено. За эту оговорку местные браконьеры и цеплялись часто, отлавливая рысь, да ту, что покрасивее, и какому-нибудь пузатому богатею на охоте платной и подавали в клетке, чтоб тому самому толстосуму не так страшно было.
– Везти то везут, главное, чтоб вывозить опять не пришлось, ― отмахнулась кухарка.
– А, чего это, баб Тонь? – спросил молодой конюх. – Зачем вывозить?
– А-а! Ты же у нас новенький, ― протянула баба Тоня и глаза ее загорелись в предвкушении свободных и благодарных ушей новоиспеченного слушателя.
– Сейчас забудет, зачем пришла, ― шепнула на ухо служанка близ стоящей подруге, и они вместе тихонечко рассмеялись.
– Тихо там! Марш на кухню! – скомандовала баба Тоня, у которой слух был как у собаки, а глаз как у орла, которым, к слову, она злобно и зыркнула на девушек, и те быстро побежали в замок.
А кухарка вальяжной походкой подошла к молодому конюху и, вытирая ладони об фартук, принялась рассказывать:
– Значит, сынок, ничегошеньки не знаешь? – с довольной улыбкой протянула она.
– Нет, ― помотал головой тот.
– Эх, темень ты деревенская! – еще более блаженным голосом протянула баба Тоня и с наигранным жалостливым видом растрепала парню волосы. Тот поморщился от такого непрошенного знака внимания, но отмахиваться не стал, больно сильно ему хотелось рассказ ее послушать. – Ходят слухи, что королева наша была бесплодная.
– Не она принца родила? – воскликнул парень, широко вытаращив глаза.
– Тьфу на тебя! Она, конечно! Не перебивай, ― баба Тоня отвесила ему хорошего леща, конюх потер затылок, бросив недовольный взгляд на товарищей, что довольно посмеивались при виде такого действа, но возражать не стал. Губы поджал и принялся внимательно слушать дальше. – Десять лет они в браке жили и ничего. А потом бац, и королева понесла! Аль не чудо?
– Так может намолила? – не успел конюх вопрос задать, как второй подзатыльник получил.
Конюхи громко рассмеялись.
– Ты откуда к нам приехал, ромашка тупоголовая?
– Из деревни. Коренька называется, ― обижено ответил парень, потирая больное место.
– Тьфу ты, тьма тараканья! А звать тебя как, рыжий? – прищурив один глаз спросила баба Тоня.
– Иван.
– Иван, ― протянула кухарка. – Ладно, Иван. Не буду я тебе рассказывать, откуда дети берутся, это тебе друзья поведают, ― конюхи вновь засмеялись. – Слушай дальше, Ваня. Поговаривают, будто в том месяце, когда королева ребенка зачала, видели ведьму над замком пролетающую.
– Так они все время летают.
– Это они сейчас летают, а тогда не в почете были. Королева их жуть как не любила. Охоту на них вела, за награду головы их обменивала. Не знаю, на кой ей этот смрад вообще сдался.
– А, за что она их не возлюбила, баб Тонь?
– Да, шут ее знает. Никому не рассказывала, да если бы и рассказывала, так явно не нам.
– Так значит, ей ведьма забеременеть помогла?
– Так говорят.
– Так это же слухи просто, ― отмахнулся Иван.
– Слухи, не слухи. А только королева после того случая отменила охоту на ведьм. А как принцу восемнадцать исполнилось, принялась невесту ему среди них искать. И не случалось ничего до этого, чтобы смилостивить Ее Величество могло.
– Так принц у нас, что же? Наколдованный выходит?
– Кто ж его знает! Тут вилами по воде писано! И одной только королеве ведомо.
***
Тем временем к покоям королевы спешил главный советник. Людвиг был уже довольно немолод, в этом году разменял восьмой десяток, поэтому преодолев титановую каменную лестницу, остановился немного отдышаться и, конечно, выругаться:
– Для орков строили, что ли? Сволочи!
Издали услышав хриплый голос старика две молодые служанки быстро развернулись и побежали прочь, обгоняя друг друга. Прислуга замка знавала не понаслышке извращенные повадки Людвига. Конечно, орган его уже давно уподобился грустной стрелке на часах, что замерла на полвосьмого, но вот руками полапать молодую плоть советник любил.