Угроза прислуги мне весьма не понравилась, я прибавила в скорости, чтобы побыстрее избавиться от назойливого ворчания. Заболел? Ничего. Вылечим. Какой бы он ни был слабый. Подумаешь, сопли!
Зрелище в спальне мне не очень понравилось. Давид лежал в кровати, стонал. Рядом с ним сидел Анри, постоянно пикая электронным термометром.
— Что?
— Тридцать девять.
— Чёрт! Жаропонижающее давал?
— Да. Врача тоже вызвали. Должен с минуту на минуту приехать.
Я подошла к кровати. Испарина, бледное лицо с красными пятнами, закрытые глаза, измождённость. Мне хотелось себя убить. Как я могла допустить такое? Надо было вынести Давида из бассейна пораньше. Ну и плевать бы, что ругался! Склонилась над стариком, коснулась лба рукой.
— Мари! — глухо протянул Давид. — Я разболелся.
— Ничего, — я улыбнулась. — Поправитесь. Вам нужно больше пить.
Я выпаивала Давида с ложечки, давая то морс, то воды. Температура немного упала, потом приехал врач. Уже немолодого мужчину в строгом костюме с саквояжем привёл Максим.
— Отойди, — прорычал рабовладелец, пробуравив меня злым взглядом. — Довела старика?
Только сделала шаг в сторону, как Давид вздохнул.
— Мари!
Взгляд Макса стал ещё злее. Пришлось зажаться в уголок. Я продолжила обтирать лицо Давида, стараясь превратиться в стекло. И особенно не смотреть на раздражённого Максима.
— Ну что, Давид? Как же вы так умудрились? — спросил врач и склонился над стариком.
— В бассейне купался.
— С ума сошли? Вам сколько лет? Кто вас надоумил?
— Сам. Лучше сдохнуть, чем лежать всё время в этих стенах.
Доктор цокнул, но ничего не сказал. Потом взял кровь из вены, прослушал грудную клетку и покачал головой.
— Переохладились вы. Может быть воспаление лёгких. Выздоровление будет зависеть от ухода. И удачи. Всё-таки возраст, иммунитет.
Выписав несколько рецептов, врач откланялся. Максим ушёл с ним. Я осталась наедине с Давидом, который мерно задышал после какой-то инъекции. Похоже, уснул. Температура упала ещё. Подоткнув одеяло, я села на стул и заплакала. Не потому что чувствовала вину за произошедшее, а потому что искренне переживала за старика. Это говорить легко — ешь всё, делай, что хочешь, а вот столкнулась с первой серьёзной проблемой и схожу с ума. Пусть язык у Давида поганый, но в душе то он — вон какой классный!
— Хватит тут рыдать, — проворчали из-под одеяла. — Всё слезами залила. Иди-ка лучше поспи.
— Я не оставлю вас.
— Тогда не реви, — устало произнёс Давид. — Я не собираюсь помирать, когда за столько лет жить начал.
Я улыбнулась сквозь слёзы и дала себе обещание сделать всё, чтобы он поправился.
Мы боролись с болезнью больше двух недель. За это время я научилась ставить уколы, ругаться на старика, впихивая в него таблетки и диетическую безвкусную жижу, и жить почти без сна и еды. Фактически я замкнулась от всех, поставив перед собой единственную цель — поднять его на ноги. Ну, в переносном смысле, конечно. Кто ж поднимет на ноги парализованного старика?
Давид постепенно выздоравливал, взгляд Макса светлел, как и появилась улыбка на губах Лайли. И только когда в очередной приход врач ушёл удовлетворённым состоянием Давида, я с облегчением выдохнула. Пронесло! Повезло!
Я возвращалась в свою комнату, когда дорогу мне преградил Макс. Попытка уйти влево, а потом вправо не увенчались успехом. Вот что ему надо? Я устала, хотела побыстрее лечь спать. Сказывались бессонные ночи.
— Что-то случилось? — как можно спокойней спросила.
Ответом мне стал странный прищур. Типа, глупые вопросы задаёте, сударыня. Если барин решили навестить рабыню стоимостью за миллион, то игрушке не дозволено интересоваться причиной. Рабыня обязана стоять и молча ждать повеления. Я вздохнула и успокоилась. Гляделки продолжались. Макса, видимо, нисколько не волновали мои мысли. Он нагло меня лапал глазами, скользя ими по лицу, шее, декольте, рукам. Наверное, думал сжечь взглядом, но спасибо недосыпу, мне было всё равно. Я даже не засмущалась. Шутка ли? Знойный брюнет, с литыми мышцами, статный, широкоплечий поедал меня взглядом. Я ещё раз вздохнула. Ну и когда ему надоест?
— Откуда это в тебе? — вдруг спросил Макс.
— Что?
— У тебя поразительная способность меня удивлять.
— Не понимаю, о чём вы.
— Наглая и дерзкая девчонка сдружилась с вредным, больным стариком.
— Стыдно.